Умница Эллиот

– Я всегда подозревал, но и не думал, что настолько все запущено, – сказал Ахерн, ухватившись за виски, – слушай, болван, иди проветри свою задницу.

Тут он видит, что я продолжаю сидеть на жопе ровно, выхватывает у меня газету и просмотрев ту страницу, которую я якобы читал, усмехнулся и показал Фингер.

– А наш парень, оказывается, очень интересуется поддержаными холодильниками, – язвительно ухмыльнулся он, а затем громко, так, что казалось, сейчас стены нашего ветхого убежища сложатся одна на другую, – ТОСТЕР, СЕЙЧАС ЖЕ ВЗЯЛ СВОЮ ЗАДНИЦУ И ПОЕХАЛ РАЗВЛЕКСЯ, А ЗАОДНО И НАМ С МИСС ФИНГЕР ДАЛ РАЗВЛЕЧЬСЯ!! ЭТО ПРИКАЗ!

– Ну сразу бы так, – говорю я.

В общем, погодка и в самом деле была что надо, несмотря на то, что уже декабрь был на носу. В город и обратно возил лишь один единственный маршрутный автобус и только раз в день. И когда я добрался до остановки, то как раз посчастливилось его застать.

В город братской любви я прибыл через какие‑то двадцать минут, и стоя на остановке у вьезда в город, раздумывал, куда же податься. Тут я заметил довольно интересную личность. Один бородач, в потресканной старой кожанке, сидел в огромной картонной коробке, высунув наружу полуголые ноги в засаленных кроссовках без шнурков. Я поинтересовался, не будет ли он так добр облегчить мне маршрут и подсказать, какие достопримечательности можно посетить у них в Филадельфии. Но этот прохвост был не так то прост. Он согласился написать мне подробный путеводитель в обмен на мою почетную медаль Почета. Что ж, я поразмышлял и решил, что от куска бесполезного железа мне толку никакого, а вот город посмотреть было бы в самый раз. И не особо канетелясь, променял медаль на календарь с Мэрилин Монро, где на полуголой актрисе этот леший начиркал мне довольно внушительный список. А потом он ломанул от меня так, что потерял по дороге свои вековые кроссовки и бежал босиком до самого перекрестка, пока не скрылся за поворотом. Видимо счел, что я задумаю вернуть свою медаль обратно, дурачина.

Ладно, первым пунктом этот дикий нацарапал Зал Независимости. С полчаса я еще щурился, пытаясь разобрать его каракули на мятом календаре. А прохожие, особенно старушки, проходя мимо, очень строго так на меня поглядывали. Наверное думали, что я из тех извращенцев, что развешивают себе над кроватями плакаты звезд в купальниках.

Я прошелся до главной местной достопримечательности, до Зала Независимости, где в позапрошлом веке была принята декларация независимости, а затем и конституция США. Поглядев на Зал, я прошел до небольшого павильона, где располагался главный символ независимости – Колокол Свободы. В павильоне я был совершенно один, что радовало. Я мог спокойно беспрепятственно рассмотреть большую знаменитую трещину, которая, согласно истории, напечатанной в небольшой рамке, образовалась во время первого пробного удара. Обойдя вокруг, я прочел надпись, которая гласила: " И объявите свободу на земле всем жителям ее». Книга Левит 25.10

Порассуждая над библейской фразой, я огляделся и недолго думая ударил в колокол, что, как оказалось в последствии, делать было строго запрещено. Звон был такой оглушительный, что не исключалась вероятность раскола и самого стеклянного павильона, а я думал, что лишусь слуха вслед за Ахерном. Увидев в окно двух полицейских, которые во весь дух уже мчались ко мне от Зала Конгресса, я пулей вылетел с павильона и припустил что было мочи, на ходу просматривая задрипанный календарь с Мерилин. Следующим пунктом шел дом‑музей Бетси Росс, знаменитой швеи, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг. Это здание находилось неподалеку от Зала Независимости, поэтому я немного сменил курс, обогнул вокруг фонтана и рванул в обратную сторону, полностью игнорируя свистки и приказы полицейских остановиться.

Набегался я будь здоров. Мне удалось очень технично обдурить двух дубоголовых полицаев, юркнув за большой стенд с американским флагом у входа в музей. Особо то там и смотреть было нечего – только что сам ткацкий станок, с надписью «не прикасаться», большой макет первого флага в стеклянной раме с аналогичной надписью» не трогать, не лизать, не стучать» и фото этой самой Бетси со своим вышитым детищем, тоже в стеклянной рамке с похожими указаниями, в общем – скукотища.

Далее, удостоверившись, что полицейские убрались, откуда пришли, я пешим ходом добрел до церкви Христа, постоял там немного в проходе, перед алтарем, поблагодарив Иисуса за чудесное спасение на войне. Потом, мне почему‑то захотелось оставить массивный крест тетушки Хуаниты, я достал его из кармана и положил на алтарь. А пастор этой церкви, который все это время за мной наблюдал, потряс пальцем и с улыбкой мне объяснил, что оставлять прихожанам что либо в церкви строго запрещено. Я тогда взял крест и повесил этому доброму старичку на шею. Раз в церкви оставлять запрещалось, то почему бы не одарить этой прекрасной вещью самого пастора. Он провожал меня долгим пристальным взглядом, сгорбившись под тяжестью железного креста.

Третьим пунктом в списке значится Аллея Элфорта, и я иду прогуливаться по старинной улице восемнадцатого века, редким сохранившимся примером района рабочего класса. Раньше здесь проживали кузнецы, стеклодувы и мебельщики. Затем шел Морской музей. Я с большим интересом глянул на бронепалубный крейсер «Олимпия» и парусник «Мошулу».

Когда я вышел с последнего, на улице крупными хлопьями валил снег. За мое прибывание в музее нападал уже прилично и продолжал набирать обороты. Я шел и ловил на язык снежинки, до того мне было весело. А вел я себя, как слабоумный от того, что отродясь еще снега не видел за всю свою жизнь, там, откуда я родом, его не бывает.

В общем, пока я добрел до последнего пункта, который как раз значился на купальных трусиках Мерилин, разыгрался настоящий снегопад, снега было уже по голень. Главный городской парк был до краев полон жизнерадостных, счастливых людей. Народ лепил снеговиков, перекидывался снежками, куралесил по озеру на коньках. Я так до конца и не понял, радуются ли они таким образом первому снегу, или в северных штатах люди мыслят более позитивно. У нас в Техасе если временами и стукает жителей град по головам, то те только ворчат и проклинают зимний сезон. Не знаю, в чем уж тут разница, ну да ладно.

Атмосфера заражающего веселья захватила меня, и я решил присоединиться к играющим. Слепил большой липкий ком и запустил в какого‑то парня. Только, по обыкновению не подрасчитал, и провалился он ему прямо за шиворот. И только я открыл рот, чтоб извиниться, как мне туда куча снега набилась – прилетела ответка. В общем, как я понял, меня в игру не приняли. Да и к тому же стало изрядно холодать и я уже который раз ловил себя на мыслях о еде. У меня проснулся волчий аппетит и я побрел разыскивать какое‑нибудь заведение. Набрел вскоре на одно такое, прям тут же, в парке. С экстравагантным названьицем – «Танцуй твист и кричи»!

Твист я танцевать не хотел, да и кричать особо тоже, но если там есть хоть кой хрен, напоминающий еду, то почему бы и нет, черт возьми.

Народу в заведении было не протолкнуться. Имелся лишь один полусвободный столик, за которым сидела кудрявая блондинка, и я понтересовался, можно ли присесть с другой стороны стола. Она поглядела на меня, как на дурака и молча кивнула. А я плюхнулся на стул и стал пролистывать меню на уровне голодных инстинктов древних людей, страницы так и мелькали. Наконец, остановив свой выбор на итальянских спагетти с тефтелями, я подозвал бармена. А заодно поинтересовался, что можно у них такое выпить, чтоб расслабиться после тяжелого дня, но чтоб позднее без последствий добраться до места жительства. Он сказал, что один бокальчик красного не помешает. Тогда, из чувства солидарности, я попросил принести второй бокал для моей соседки, на что она отказалась. Эта девица без конца курила какие‑то тонкие белые сигаретки, дымила, как паровоз.

– Теперь я понимаю, почему вы сидите тут одна, – сказал я сквозь облако дыма, – очень умно.