Умница Эллиот
Похоже, это и правда сильно задело величайшего из этнологов города.
Неподалеку от набережного фонтана стоял специальный помост, на который и погрузили это произведение искусства. Но на этих чудаках парад не заканчивался. Следом за резчиками дерева шествовал пестрый клан индейцев, стуча в барабаны и улюлюкая, видимо тоже воздавая хвалу Антонию. Сразу за ними группа мексиканских девушек, исполняющих фольклорико, и весь этот аншлаг закрепляла целая конская рать испанских парней, в мундирах, на конях и к тому же с настоящими мушкетами в руках. Видимо их им одолжил местный музей, высказал догадку мистер Дьюк. Они время от времени палили из них в воздух и отдавали честь кому‑то невидимому. Изображают из себя первопроходцев из прошлого века.
В общем, зрелище было еще то. В какой‑то момент я развернулся, и обнаружил, что Уилтон пропал из поля зрения. Я стал его искать и нашел у какой‑то лавки. Он уговаривал одного индейского пацаненка обменять его настоящий деревянный лук со стрелами на чертов тетрис. Что‑то подсказывало мне, что сделка не состоится, но в какой‑то момент пацаненок вырвал у него тетрис, начал крутить его и вертеть, как дикарь какой‑то. А Уилтон включил свои стрелялки и начал показывать, на какие кнопки нажимать. В конце концов тот остался доволен и вручил Уилтону свой лук и колчан.
Потом подходит к нам мистер Дьюк и на удивление нам с Уилтоном, спрашивает пацаненка что‑то на их индейском. Он машет руками и отчаянно жестикулирует пальцами, видно, что это с трудом ему дается. Когда он закончил, пацаненок в ответ кивнул головой и повел нас вдоль набережной, к какому‑то лотку. Там стоял пожилой индеец в разноцветной юбке и торговал вроде как молоком. Мы подошли, а мистер Дьюк ему дружелюбно махнул и стал опять что‑то на ихнем спрашивать. А тут вдруг оказалось, тот на чистом английском разговаривает.
– Давно уже не употреблял этого чудесного напитка. Давай три, угостимся пожалуй с ребятами.
Мистер Дьюк расплатился и подал нам маленькие бутылочки с жидкостью молочного цвета. Что‑то подсказывало мне, однако, что это все же не молоко.
– Это пульке, ребята, – радостно провозгласил мистер Дьюк.– Местный индейский напиток, его готовят из сока агавы. Советую вам попробовать, очень полезный.
Ну, откупорили мы с Уилтоном бутыли, а пульке этот оказался пенистый, тягучий и довольно вонючий. Сморщив носы, мы отпили, и меня чуть не вывернуло. С Уилтоном происходило то же самое.
– Вот дерьмо, – вынес он наконец вердикт.– Мистер Дьюк, если вы хотели нас отравить, так могли бы что‑нибудь менее гадливое выбрать.
Тот на это заявление лишь пожал плечами, допил остатки этой пульке и с довольным видом погладил живот.
– Помнится, когда мне надо было написать курсовую о племенах пуэбло, я гостил пару дней в тамошней резервации, тогда мне эту снедь подавали на завтрак, обеди и ужин, да уж, вот были времена!
Далее индеец предлагает нам взять у него еще один индейский напиток под названием писко. Этот был прозрачный и вообще, по всем параметрам выглядел не так противно. Перед тем, как я забросил его в рот, мистер Дьюк сообщает, что эта муть сродни водки или бренди. Я гляжу на Уилтона, а он уже успел все это дело проглотить, и глаза у него чуть на лоб не вылезли. В общем, была, не была, я за компанию тоже хлебнул залпом. А потом мистер Дьюк хихикая, сбегал к прилавку, и докупил еще сполна. Короче, через полчаса мы были пьяные вхлам. В пульке всего восемь градусов, а здесь все сорок! Я все не мог отстать от Уилтона, говорил, что у него самое идиотское имя на свете. Взамен на это он пожелал мне утонуть в чане с пульке. Хороший малый!
Мистер Дьюк уже давно куда‑то делся, а мы решили, что до праздничного салюта еще далеко. Неподалеку стоял тир, где все желающие могли пострелять, и мы двинулись туда. Заведовал там какой‑то низкорослый, но довольно дерзкий мексикашка. Когда мы подошли, он препирался с одним индейцем. По всей видимости, дело тут обстояло в том, что на индейцев у него была аллергия, и он не хотел уступать ему в цене.
– Я имею такое же право заплатить и пострелять, как и все здесь на празднике, – томно и спокойно рассуждал индеец, глядя на мексикашку с высоты птичьего полета.
– Права будешь качать у себя в резервации, апачи. Платишь восемь долларов и валяй, а если не устраивает, катись к себе в пустыню и стреляй по банкам!
Я глянул на табличку и поразился. Там значилось всего три доллара. Мне стало жалко бедного индейца.
– Слушайте, почему бы вам просто не дать пострелять ему за ту цену, что у вас на табличке нарисована? – влезаю я.– Почему надо быть таким мудаком?
После таких слов даже индеец взглянул на меня, как на какую‑то барракуду, Уилтон со смеха упал под прилавок, а мексиканец повернулся ко мне с такой рожей, будто в штанах у него рой муравьев обосновался.
– Слушай, говнюк, тебе чего а? Стрелять будешь, так плати, нет, так катись отсюда к черту, я тут сам разберусь. Ты думаешь, я просто так дам этому верзиле пушку?! Да я только отвернусь, и он прострелит мне задницу, как пить дать! У этих чертей в юбках на нас с давних пор зуб, всем это известно. Потому как испанские завоеватели, что в прошлом им житья не давали – наши предки!
– Совершенно неверное суждение, – томно возражает индеец.
– Да, ты так считаешь, вождь?
– Это муть какая‑то, – вставил я.
– Правда? – злобно спрашивает мексиканец.– А ты кто, матерью Терезой будешь, или Че Геварой заделался? В общем, я гляжу, вы тут все в одном чане варитесь, так что обслуживать я вас не намерен, можете катиться к чертовой бабушке!
Только он отвернулся к стене, чтоб развешать очередной трофей для победителей, как Уилтон, вдрызг пьяный, вышкрябывается вдруг из‑под лавки, и не успел я ничего сказать или сделать, как этот деятель искусства вдруг натягивает тетиву на своем индейском луке, и пускает стрелу точно в зад этому мексиканскому расисту!
