В тени голубых облаков

Как здорово болтать о всякой неприхотливой ерунде со своими, обсуждать простые незатейливые детали быта со своей семьей! Кранцев испытывал настоящее блаженство, вводя новоприбывших в курс своего нехитрого и отныне уже бывшего распорядка дня: побудка, завтрак, служба, ужин, телевизор или прогулка. А по выходным – осмотр окрестностей. Теперь все это они будут проделывать уже втроем. А о том, как жить и что предпринимать дальше, они поговорят со Светой отдельно и обстоятельно.

 

* * *

 

Моложавый, но уже седоватый мужчина не спеша поднялся пешком на первый этаж Дворца Наций. Подниматься по лестницам без лифта на любой этаж до десятого стало у него в последнее время некоей манией, маленькой причудой, смысл которой состоял в освобождении от лишних килограммов, появляющихся после сорока пяти, несмотря на теннис, бассейн и воздержание в еде. Воздерживаться в еде и в питье Алексею Торопову, с его аскетическими манерами, было несложно, растолстевшая до неприличия супруга тоже как бы не возражала, догадываясь, что ее нынешние формы и есть основная причина окончательного угасания постельного пыла у ее супруга, который и раньше не очень‑то радовал ее буйными ласками за долгие годы их брака по расчету. Расчета, конечно, с его стороны, скотина, как‑никак она – дочка академика, директора НИИ, ее руки добивался невзрачный, но настойчивый аспирант Леша, такой у него был тогда ангельский вид, ну прямо сама добродетель. Ангелом был, когда защищал кандидатскую, когда ему пробивали место в ООН, а ведь все папочка‑академик звонил по инстанциям. И вот уже семь лет как в Женеве, а тут еще и зарплату освободили. Не хотелось бы от этой лепоты возвращаться в разоренные родные палестины. Вот и решил Алешечка, что материальные цели в жизни его спутницы достигнуты, чего ей еще надо, денег хватает на все прихоти жизни и даже больше – на их совместную страсть собирательства антиквариата. Неужели еще надо в постели надрываться с непривлекательной женщиной.

По правде сказать, Лариса Торопова не очень страдала от отсутствия мужского внимания супруга. Жизнь определилась вокруг достатка, и нарушать это равновесие не выгодно никому из трех членов их семьи, хотя дочка не в счет: у нее скоро будет швейцарский паспорт, своя работа и своя налаженная жизнь в Женеве. Лариса сама себя всегда считала и ощущала некрасивой, ни один мужчина страстно не желал ее, и устойчивое, хотя и безразличное отношение мужа ее вполне устраивало, бабником и транжирой тот не был, а все антикварные ценности они приобретали вместе, все квитанции у нее хранились в шкатулке, и в случае чего – закон женщину не обидит. Да и папа‑академик пока жив и в силе. Теперь надо лишь, чтобы Алексею продлили контракт в ООН. В общем, Тороповы знали, за что и как бороться.

Бросив последний взгляд в зеркало лифта и удовлетворившись увиденным, Торопов принял свойственное ему скорбно‑мыслительное выражение лица и через мягко разъехавшиеся двери ступил на ковры гендировского этажа. В конце безликого, пустынного, полутемного коридора он, запасаясь самой подобострастной улыбкой, сначала просунул голову, а потом все тело в приемную.

– Бонжур, Франсуаз! Комман са ва, – на хорошем французском приветствовал он секретаря гендиректора, подтянутую, живую и, сразу видно, сметливую женщину лет за сорок.

– О, какая пунктуальность, Алекси. Можете входить, у шефа никого нет, – предельно вежливо, но без ответной улыбки пригласила Франсуаза. Ей ли было не знать, как часто и настырно последнее время звонил и просил об аудиенции этот российский сотрудник ООН. Явно по личному вопросу.

Торопов благоговейно постучал в тяжелую дверь и, приоткрыв ее лишь на четверть, протиснулся в щель, благо что был худ. Из глубины кабинета раздалось добродушное «Проходите, проходите, Алексей, смелее». И щель прикрылась. Дальнейшая беседа проходила за закрытыми дверями и была недолгой.

– Рад, рад видеть славного представителя семейства Никифоровых. Как супруга, как батюшка ее, достопочтенный Николай Митрофанович, в добром ли здравии пребывает, не давит ли шапка академика? Кланяйтесь при случае им от меня… Записку вашу прочитал и заботу вашу разделяю – надо, надо девочке доучиться, да и вообще, раз уж вработались, чего с насиженного места срываться… А как с постпредством рассчитываете все это урегулировать?

– Постпреду должны позвонить. Загвоздка лишь в том, что есть официальный кандидат на мою замену, он же курирует мой гуманитарный департамент. Некий Кранцев, сильный работник, на хорошем счету… У него есть поддержка кадрового управления МИДа…

– Ну, ничего, это пусть вас, Алеша, не беспокоит, кандидат есть кандидат, сколько их таких на разные посты. Важно то, в отношении кого будет достигнуто принципиальное решение… Подавайте‑ка побыстрее заявку на постоянный контракт, я вашу просьбу поддержу и с постпредом переговорю… но только пусть Николай Митрофанович обязательно организует ему звонок и мне пусть не погнушается звякнуть или отписать, облегчить тем самым мою задачу, мол, было личное обращение высокого лица… Договорились? Так что думаю, все будет в порядке… Ну, а теперь идите… и кланяйтесь тестю… Немало мы с ним в МИДе щей похлебали, пока он в ЦК не перешел… а потом мне тоже в свое время подсобил… Так что идите и работайте спокойно…

Почти пятясь, царедворец Торопов, выполз из кабинета и теперь уже одарил сухощавую Франсуазу полноценно довольной улыбкой. Опытная секретарша мгновенно уловила в этой улыбке благоволение шефа к посетителю и ответила Торопову самой галантной гримаской из своего репертуара.

 

* * *

 

Разумеется, не ведая об этой интимной беседе, Кранцев тем временем выстраивал свои стратегические планы, сидя с женой на террасе у озера за скромной чашечкой кофе.

– Павловский только разворачивается как гендиректор ООН, и ему нужны фишки в глазах общественного мнения, какие‑то неординарные мероприятия для поднятия авторитета, потому что на одной кабинетной работе много не выиграешь, рутина, крупных политических досье у него нет, политика делается в Нью‑Йорке и в столицах, а чем‑то ведь надо народ поразить. Вот он и решил развивать культурное направление, приглашать в ООН русских художников, артистов… Надо, Света, ему в этом помочь, чтобы заручиться его поддержкой. Я хочу попросить Франко Рицци, нашего друга‑адвоката, организовать какой‑нибудь частный ужин и вывести гендира ООН на женевские городские власти прежде, чем он сам с ними официально познакомится. Личные связи всегда приятнее. А больше у меня никаких возможностей не просматривается пока. Не мы же его в рестораны станем приглашать с нашей‑то зарплатой… да и не пойдет он с нами.

Света подняла умные глаза на мужа и бодро сообщила, что как раз хотела поделиться одной идеей: на своем последнем месте работы в России, в Российском фонде культуры, она занималась программой поддержки юных талантов «Новые имена». Программа очень звучала и была заметна в России. Почему бы не пригласить потрясающих деток выступить в ООН с концертом. Творчество детей все любят, к тому же там одни вундеркинды, играют лучше мастеров. Для ООН, для Павловского такой концерт – тонко, гуманно и престижно. А деньги надо просить у спонсоров. Есть даже один в Женеве, Джон МакТеррелл, добрейший старик, приезжал в Москву, умилялся, слушая деток, и вызывался что‑нибудь проспонсировать.