Ваш покорный слуга кот
– Перейдем к Англии. Упоминание в «Беовульфе»[1] слова «галга», то есть «виселица», позволяет думать, что смертная казнь через повешение, несомненно, была введена уже в ту эпоху. Согласно Блэкстону[2], если приговоренный к повешению преступник почему‑либо не умирал на виселице, он должен был подвергнуться этому наказанию вторично, но, как ни странно, в «Петре Пахаре»[3] встречается такая фраза: «Каким бы ни был злодей, нет такого закона, чтобы вешать его дважды». Неизвестно, кто из них прав, но есть немало примеров, когда из‑за нерадивости палача преступник не мог умереть сразу. В тысяча семьсот восемьдесят шестом году состоялась казнь через повешение знаменитого преступника Фицджеральда. Однако по странному стечению обстоятельств в тот момент, когда выбили подставку у него из‑под ног, веревка оборвалась. Начали все снова, но на этот раз веревка оказалась слишком длинной, ноги преступника коснулись земли, и он снова остался жив. И только на третий раз, уже с помощью зрителей удалось довести дело до конца.
– Дальше, дальше, – внезапно оживился Мэйтэй. Даже хозяин проявил какие‑то признаки заинтересованности.
– Вот уж действительно смерть не берет, – проговорил он.
– Еще одна интересная деталь: говорят, что у повешенного увеличивается рост ровно на сун[4]. Здесь не может быть никакой ошибки, врачи точно измерили.
– Это что‑то новое. Взяли бы да повесили на минутку, скажем, Кусями‑куна, глядишь, он подрос бы на целый сун и стал бы таким же, как все остальные люди, – сказал Мэйтэй и оглянулся на хозяина. А тот вопреки ожиданиям с очень серьезным видом спросил:
– Кангэцу‑кун, были такие случаи, когда люди вырастали на целый сун и после этого?
– Такое совершенно исключено. Дело в том, что в таком положении у человека вытягивается спинной мозг, короче говоря, тело не просто удлиняется, а в нем происходят разрывы.
– Тогда не надо. – Хозяин сразу же отказался от этой затеи.
Конца доклада не было видно, докладчик намеревался даже охарактеризовать физиологические процессы, совершающиеся в организме повешенного, но Мэйтэй непрестанно лез со своими дурацкими репликами, а хозяин то и дело зевал во весь рот, поэтому Кангэцу, остановившись на полуслове, собрал свои бумаги и ушел. У меня не было возможности узнать, как держался Кангэцу‑кун в тот вечер, как он ораторствовал, – всё это происходило где‑то очень далеко.
Несколько дней прошло спокойно, но однажды, около двух часов пополудни, неожиданно как снег на голову свалился Мэйтэй‑сэнсэй. Не успев сесть, он заговорил, да так оживленно, будто пришел сообщить по меньшей мере о падении Порт‑Артура:
– Ты слыхал, что произошло с Оти Тофу в Таканаве?
Хозяин, как всегда, угрюмо ответил:
– Нет, я уже давно с ним не встречался.
– Мне захотелось поведать тебе о неудаче, постигшей Тофу, вот я и пришел, несмотря на занятость.
– Опять преувеличиваешь, наглец ты этакий.
– Ха‑ха‑ха, не наглец, а бесцеремонный, прошу запомнить, ведь это касается моей чести.
– А, все равно, – как ни в чем не бывало ответил хозяин. Настоящее воплощение Тэннэн Кодзи!
– Говорят, что в прошлое воскресенье Тофу отправился в Таканаву, в храм Сэнгакудзи. Правда, в такую погоду лучше было бы не ездить… Поехать в Сэнгакудзи или в другое подобное место мог додуматься лишь какой‑нибудь провинциал, который совершенно не знает Токио.
– Это уже его дело. Ты не имеешь права ему запретить.
– Такого права у меня действительно нет. Да не в правах дело. В том храме есть балаган, называется он «Общество по охране вещей Гиси». Тебе известно об этом?
– Нет…
– Как, неужели неизвестно? Но ведь тебе приходилось бывать в Сэнгакудзи.
– Нет, не приходилось.
– Ну… Поразительно. Теперь понятно, почему ты изо всех сил защищаешь Тофу. Как тебе не стыдно – уроженец Эдо[5] и не знаешь Сэнгакудзи.
– Учителю этого можно и не знать. – Хозяин все больше и больше уподоблялся Тэннэн Кодзи.
– Ну, ладно. Итак, Тофу был занят осмотром выставки, когда пришли немцы – муж и жена. Они о чем‑то спросили Тофу по‑японски. Но ведь сэнсэй такой человек, ему ничего не надо – дай только поговорить по‑немецки. И он без запинки выпалил несколько немецких слов. Неожиданно для него самого получилось очень здорово – уже потом он пришел к выводу, что в этом‑то и крылась причина случившегося с ним несчастья.
Мало‑помалу Мэйтэю удалось заинтриговать хозяина.
– Что же было потом? – нетерпеливо спросил тот.
– Немцы увидели футляр для лекарств с инкрустациями по лаку, некогда принадлежавший Отака Гэнго, и спросили, можно ли его купить. И вот что ответил им Тофу. Послушай, это очень забавно. «Японцы, – сказал он, – честный и неподкупный народ, поэтому ничего у вас не получится». До сих пор все шло более или менее благополучно, но потом немцы, обрадованные тем, что им попался человек, умеющий говорить по‑немецки, засыпали его вопросами.
– Что же они спрашивали?
– Что! Если бы он только знал что, тогда бы можно было не беспокоиться, но немцы буквально забрасывали его вопросами и говорили так быстро, что он не мог ничего понять. Он лишь понимал, что его спрашивают о баграх да таранах, но полного смысла не улавливал. Сэнсэю пришлось очень туго, потому что он никогда не учил, как будет по‑немецки багор или таран.
– Оно, конечно, так, – сочувственно вздохнул хозяин, вспоминая, что ему пришлось испытать самому за годы работы в школе.
– Тут, привлеченные диковинным зрелищем, понемногу стали собираться зеваки. Они окружили Тофу и немцев и глазели на них. Тофу покраснел и окончательно смутился. На смену первоначальной бодрости пришла полная растерянность.
[1] «Беовульф» – англосаксонская эпическая поэма. В основе поэмы лежат народные сказания о спасении Дании от страшного дракона.
[2] Блэкстон Уильям (1723–1780) – английский юрист, автор четырехтомного труда «Комментарии к английским законам».
[3] «Видение о Петре Пахаре» (1362) – выдающаяся социальная поэма английского поэта Уильяма Ленгленда (родился около 1332 г. – год смерти неизвестен).
[4] Сун – мера длины, равная 3,03 см.
[5] Эдо – старинное название города Токио.
