Весы Правосудия Божиего. Книга третья

Он стоял в коридоре вагона, как когда‑то так же лбом упершись в прохладное окно, и в какой то момент, как будто и не было этих лет, словно дежавю, казалось, вот‑вот – та самая проводница‑проказница из своего купе высунет кудрявую головку и многообещающим жестом позовет на чай, храпун Иван, останется один дохрапывать эту ночь, а он уединится со жгучей шатенкой и с удовольствием даме докажет, что она не ошиблась при выборе партнера.

Но чуда не произошло, в реальность его вернул старый друг.

– Ну хорош уж киснуть, старина, ты явно бродишь в прошлом, это прям струится с твоего морщинистого лба, иди вон, выпьем по сто грамм, уверен, что попустит.

– Виталик, папарацци, да ты не только что поэт, еще ведь и психолог.

– Да ну, мне медицинских вузов проходить не довелось, но по нахмуренным бровям определить труда не составляет, друг, душа твоя, печальным шлейфом вита, кометой в пройденный тобою путь стремительно летит.

– Ты записывай, чудак, а то ведь прозу прям стихами выдаешь, не замечая. Давай, уговорил, пусть наливают еще нам по одной, а там посмотрим, толь почувствуем скорее.

 

Пару пузырей на всех разлив, мужики, уже не молодые, остепенились, да и вечер уж давно как лишил дневного света горизонт, так что разглядывать пейзажи стало невозможно, пустые разговоры болтать привычки не было у них, да и обговорено уже было практически все что как‑либо касалось дела, так что подвыпившие путешественники, вскоре разошлись по спальным местам.

В отличии от всех, для Броньки эта поездка развлекательной не казалась, уж слишком много воспоминаний суетилось в голове, да ведь именно с этого пути, у него и началась вторая часть жизни, ну надо же было принять такое вот решение, чтоб радикально изменить свою, и не только свою судьбу.

Ведь получается, что ради тех алмазов сломалась судьба всей его семьи, дети были вынуждены расти без отца, а каково пришлось его жене – и слов то не подобрать.

Ну ладно, что было – прошло, а ведь теперь, алмазы эти будут достаны на свет Божий по второму разу. И что, какие беды они еще принесут и надо ли вообще их доставать, ведь могу и специально не найти, то есть найти, но не трогать, дескать, не нашел – и точка.

Сомнения закрались в его душу, но только на момент, ведь какой путь уже проделан, и было бы преступлением против самого себя найти, но не забрать. Вот блин, какие дурные мысли могут посетить седую голову.

Прочь пессимизм, все должно получиться, ведь не прям с целью голой наживы дело начато, храм отстроить решено, а значит, все должно быть окей.

Столько лет на чужбине.

Время, проведенное среди совершенно других людей, не видавших красных лозунгов коммунизма, а свободных мировоззрений.

Жизнь на островах, на севере и самом юге Европы, среди народа, состоящего из разных национальностей, где в течение дня порой успевалось пообщаться на разные темы аж на пяти языках, а в последние годы, благодаря падчерице‑адвокатке, он еще и подрабатывал переводчиком в судах, уголовных и также гражданских, там тоже повидал дай Боже.

Все это вместе, конечно же, не могло не оставить следа в его менталитете, чтобы смотреть на этот мир сквозь призму пацифизма и ко всему относиться с философической точки зрения.

«У каждого свой смысл жизни, и нечего кого‑либо пытаться убеждать, ну а лично мой путь теперь уже известен, и надо бы самому мне себе признаться, что не так он и плох, ведь многие и многие лишь могут помечтать о доле той, что выпала мне, братцы».

В конце концов ему удалось успокоить гнетущуюся душу размышлениями о главном и под успокаивающе‑монотонный стук колес на стыках рельс незаметно погрузится в глубокий сон.

 

Пляж, битком усеянный ленивыми телами отдыхающих, прячущихся от палящего солнца под разноцветной рекой зонтов и примерно столько же барахтающихся на линии прибоя. Видимо, самый разгар сезона, июль, то ли август‑месяц на лазурном берегу залива древнего города‑порта Малага.

Тут при хорошей погоде случается невооруженным глазом видеть скалисто‑ неприветливый берег Африки.

Тишина, ни малейших признаков надвигающийся беды, как вдруг у горизонта появляется быстро нарастающая волна, стена воды, высотой с полкилометра, в компании с ужасающим грохотом и скоростью неумолимо приближалась к берегу.

Шансов на спасение при любых раскладах не оставалось, как вдруг его осенило, а левитация, словно нечто, нечеловеческим голосом шептало ему на ухо: «Левитация, стоит только поверить в то, что ты можешь, а ведь можешь, соберись, ты уже неоднократно летал, вспомни, поверь в свои силы и снова взлетишь над всем этим театром конца света».

– Да летал, было дело, так ведь не телом, я сам видел тело мое безмолвно лежащим на шконке тюрьмы, летал, но, получается, только душой.

– А теперь ты можешь взлететь весь в комплекте, только поверь в свои силы, и все получится.

Времени на сомнения не оставалось, кровь леденящий водяной вал уже навис над побережьем, обдавая его туманным дыханием, что облаком толкалось вперед все уничтожающим на своем пути цунами.

Сейчас, или уже никогда. И собрав всю силу воли, он вдруг почувствовал, как его тело совершенно теряет вес, словно пушинкой оно взмыло над бушевавшей стихией.

Вперемешку с людскими и животными телами, обломками всего вообразимого и невообразимого, силой природы в мусор превращенного, людьми за свою историю нажитого скарба, неукротимая волна неслась над континентом, без малейшего затруднения сметая буквально все на своем пути.

Он наблюдал за концом света с высоты орлиного полета, отдавая себе отчет, что стоит лишь только усомниться в себе, как чудо‑полет прекратиться и рухнет его тело в эту всепоглощающую биомассу.

Воды мирового океана словно ожили, проснулись из летаргического сна, увидели человеком загаженные просторы и теперь, восстав, спешили прибраться на людям временно доверенной планете.

– Бронислав Юревич, проснитесь уже, вы себя совершенно не контролируете во сне, не стоит так эмоционально восклицать и даже смеяться во время отдыха, ведь вы не одни в этом купе, мой уважаемый друг.

– Да ладно, маэстро, и правда я вел себя столь неподобающим образом? Знал бы ты, что мне только что приснилось, аж жуть, в общем, всемирный потоп, а я над всем этим летаю… всем телом левитирую, понимаете ли.

– И неудивительно, возможности человечьи ведь до сих пор окончательно не исследованы, вон что йоги вытворяют, а ты чем хуже их.

– Да уж не подстебывайте, умоляю вас, приснись вам такое, так неизвестно, как заорали бы вы.

– Не сомневаюсь, ты было что‑то бормотал поначалу. А затем и вообще сорвался в крик. Что, с тобой такое часто бывает?