Вишни. Роман в двух книгах. Книга вторая

После возвращения из эвакуации обкома комсомола, из г. Саратова, штат его отделов и служб, как и городского и районных комитетов ВЛКСМ изменился процентов на сорок. Многие комитетские работники были отправлены на фронт по распоряжению ЦК ВЛКСМ, для усиления агитационно‑пропагандисткой работы, в качестве активной помощи командирам, политработникам непосредственно в зонах боевых действий, на фронте, где около четверти всего личного состава бойцов составляли комсомольцы.

Когда Лида шла в Райком комсомола, то единственная мысль сверлила её разум – «как уговорить обновлённое начальство отправить её на фронт и не просто, а чтобы на работе не было возражений, из‑за директива или распоряжения „сверху“, которое обсуждать и тем более отменять принято не было – себе же дороже». Но все сомнения были напрасны, так как новое начальство в большей степени интересовали также директивы «сверху», но уже ЦК ВЛКСМ и вышестоящих органов ВКП (б). Это только через полтора месяца, а точнее 26 июня 1943 года было принято постановление Совета народных комиссаров СССР «О первоочередных мероприятиях по восстановлению хозяйства города Ростова‑на‑Дону и Ростовской области». И, будь это постановление сейчас на столе даже не первого секретаря Райкома комсомола, а руководителя даже низшего ранга, как секретаря комитета завода или той же швейной фабрики и прошение Лиды было бы безоговорочно отклонено, с формулировкой о «необходимости восстановления инфраструктуры освобожденного города и оказание помощи фронту продукцией тыла».

Но случилось так, как случилось. Второй секретарь, молодой мужчина в военной форме и с наградами на груди, явно успевший «понюхать порох» на фронте и, скорее всего, имеющий ранения и контузии, приняв заявление, прочёл и улыбаясь произнёс:

– Похвально! Очень похвально, что комсомолка и не рядовая, а секретарь комсомола швейного цеха, показывает пример патриотизма и марксистко‑ленинской сознательности, с пониманием настоящего, тяжелого положения на фронтах, изъявила желание идти на фронт. Очень хорошо, Лидия… – взяв снова в руки заявление со стола и уточнив, добавил, – ах, да, извините, Петровна!

Снова опустив бумагу на стол, прошел вдоль столов и остановившись у окна с оклеенными крест на крест бумагой стёкол, не поворачиваясь продолжил:

– Сейчас уже не то время, когда мы впопыхах собирали народное ополчение и необученные и малообученные ополченцы гибли в первом или во втором бою. Тем более девушки, которые должны рожать ещё Родине сынов, нет, не на фронт, пока не на фронт. Мы ведём набор девушек на ускоренные курсы медицинских сестёр и меддружиниц, а также набираем курсы зенитчиков‑артиллеристов. Медиков готовят у нас в Ростове, зенитчиков в Батайске. Если вы не передумали, то можете подумать и прийти с решением.

– Я уже решила. Я хочу лично уничтожать фашистов, я хочу быть зенитчицей.

– Вы уверенны?

– Да, уверенна, как никогда ранее. Вы верно сказали, что необходимо личным примером…

– Хорошо. Убедительно. Я напишу вам на работу письмо, чтобы у вас не было проволочек с расчётом. Сейчас дам указание о снятии вас с учёта. Билет с вами? Хорошо. Напишите заявление и вот ваш будущий адрес приписки, училища в Батайске. Идите к секретарше она напечатает направление, я подпишу и в добрый путь, Лидия Петровна.

– Спасибо вам, Сергей Георгиевич!

– Да мне‑то не за что. Не на курорты путёвки выдаю – на фронт, под ружьё. Я бы и сам снова пошёл, но… – секретарь не стал уточнять причину, да и понятно – это личное, зачем знать молодой девушке, тем более что она готова, рвётся буквально туда, откуда он недавно вернулся, по заключению военной медицинской комиссии.

Лида пришла в цех в приподнятом настроении. Никто не мог даже близко угадать причину изменения настроения девушки. Это было что‑то невероятное: она ещё вчера падала в обморок, под действием тяжёлых душевных переживаний, а сегодня… Кто‑то, даже предположил, шушукаясь с подругами, «а не сошла ли она с ума, случаем?».

– Девчонки, сегодня я устраиваю «сабантуй» по случаю моего отъезда. Придёте?! Застолье богатое, сами понимаете, предложить не смогу, но чаю попьём точно и девичьи страдания затянем во все голоса.

– Да, что случилось? Домой уезжаешь? – первой не сдержалась Варька‑доярка, так её в шутку среди своих называли девчонки швейного цеха, из‑за её излишней пышности и того, что она с 16 лет успела в колхозе поработать дояркой и часто вспоминала работу и даже своих бурёнок, которых она величала по именем, т.е. кличкам.

– Нет, не домой. Я даже маме письмо напишу уже оттуда, чтобы адрес указать.

– Лидка! Ты на фронт собралась?! – не узнавая свою подругу, из‑за скрытности, удивилась Лена, – ну ты даёшь!

– Да, нет же, Ленуся! Я в Батайск уезжаю, на зенитчицу буду учиться. А потом, конечно, на фронт.

Наступила гробовая тишина, от которой даже в дальних углах замолчали, перестав «стрекотать» челноками швейные машины, все замерли и с удивлением смотрели на Лиду.

– А, чё, правильно, Лида! Я тоже пойду. Меня возьмут, а, Лид? – заглядывая в глаза Лиде, чтобы понять – не разыгрывает ли она всех, высказалась Варька.

– Нет, Варя, не возьмут, – с гиканьем, за Лиду ответила Надежда, женщина лет сорока, которая раньше отличалась серьёзностью и дисциплинированность и не только в работе, но и в общении, – не берут доярок в армию, у них «броня». Кто же будет фронту молоко поставлять?

До этого серьёзные и настороженные девчата, закатились дружным смехом, а Варя, покраснев, отвернулась, со словами:

– Да, ну вас!

Вечер действительно был с чаепитием и грустный, а грусть часто переходила в слёзы. И эти слёзы совсем не означали, что девчата, в прямом смысле до слёз переживают за Лиду, а каждый в эти минуты думал о своём и почти у каждой был повод для грусти и для скорби. Какое было время? Время военное, фронт рядом и каждый день, почтальоны, передавая людям похоронки, принимали на себя часть чужой боли, тем самым разделяя её, думая, что получившим письма в виде треугольников, с незнакомым почерком, будет от того легче.

Так вот и сейчас, девчата не хотели показывать того, что они переживают и это почти тоже, что обычная командировка, как до войны и ничего в этом опасного нет, но это до тех пор, пока кто‑то первым невзначай пустит слезу и пошла «цепная реакция».

А когда компания совсем «раскисла», Лена, резко оборвала все причитания и ненадлежащее, для поддержания нужного настроя Лиде, перед дорогой:

– Хватит ныть! Значит, так: все слёзы в карманы и разошлись по углам‑клозетам. Лиде нужно вещи свои сложить, чтоб завтра запарки не было. Сказано же было, что не на войну, не на фронт уезжает наш комсорг. Мне‑то, надеюсь письма писать будет, а я то, что можно, вам буду на работе зачитывать. Идёт?

– Вот кого нужно вместо Лиды комсоргом выбрать, – серьёзно заключила Лиза, рыжеволосая, молодая девушка, с двумя, торчащими из‑под косынки хвостиками‑косичками, недавно подселённая в комнату Лиды с Леной и отсутствующей сейчас, работающей во вторую смену Татьяной.

– Ну этот вопрос мы обсудим позже, на комсомольском собрании, а второй кандидатурой будешь ты, да? – полушутя, но серьёзным тоном ответила ей Лена.

– А, чё, я? Нет, я не смогу. У меня опыта нет, я не справлюсь!