Влюбленная принцесса

Миссис Джанини (не моя мама, а мама мистера Джанини. Моя мама осталась Хелен Термополис, поскольку она известная современная художница и, кроме того, она против патриархата) встретила нас в бигуди. Она очень удивилась – мне кажется, не только потому, что мы приехали слишком рано, но и потому, что мама, едва войдя в дом и почуяв запах жареной индейки, кинулась в туалет, зажимая рот ладонью. Зато у меня появилась надежда, что мой будущий сводный братишка или сестренка родится вегетарианцем (или вегетарианкой). Раньше запах жареного мяса вызывал у мамы исключительно аппетит.

Пока мы ехали из Манхэттена, мама объясняла мне, что родители мистера Джанини – сами люди старомодные и День благодарения привыкли отмечать по старинке. Так что вряд ли им понравится слушать мою традиционную праздничную речь о вине английских первопоселенцев, которые убивали своих новых друзей – коренных американцев, даря им одеяла, зараженные вирусом оспы, и о том, что факт, что вся страна празднует уничтожение местной цивилизации и культуры, достоин исключительно порицания. Вместо таких разговоров, сказала мама, мне следует беседовать на всякие нейтральные темы, ну, там, о погоде, например.

Я спросила, нейтрально ли обсуждать высокую посещаемость Исландской оперы в Рейкьявике (девяносто восемь процентов жителей Исландии хотя бы раз слушали оперу «Тоска»).

– Ну если тебе это так необходимо… – со вздохом ответила мама.

Из этого я сделала вывод, что ей уже поднадоело слушать об Исландии. Ну извините, а я вот тащусь от этой страны. Не успокоюсь, пока не переночую в ледяном отеле.

9:45–11:45 – Смотрим с мистером Джанини‑старшим по телику парад надувных фигур от «Мэйсис». Мистер Джанини‑старший называет комнату, в которой мы сидели, рекреационным залом. На Манхэттене так не говорят. Просто холл, и все.

Помня мамино предупреждение, я не стала произносить свою фирменную речь о том, что парад от «Мэйсис» – еще одно яркое подтверждение безумия американского капитализма.

В какой‑то момент трансляции в толпе на экране вдруг мелькнула Лилли. Она стояла перед магазином канцтоваров на углу Бродвея и Тридцать седьмой улицы, прижимая видеокамеру к своему немного плоскому, как у мопса, лицу. Мимо как раз проплывала платформа с Мисс Америкой и знаменитым Уильямом Шетнером из «Звездного пути». Ага, значит, в следующем выпуске своего шоу «Лилли скажет все как есть» моя подруга будет клеймить «Мэйсис». (У Лилли есть собственное шоу на телевидении публичного доступа, оно выходит каждую пятницу в девять вечера на манхэттенском кабельном канале 67.)

12:00 – Приезжает сестра мистера Джанини. С ней ее муж, двое детей и тыквенные пироги. Дети моего возраста, двойняшки. Мальчика зовут Нэтан, девочку – Клер. Я моментально понимаю, что мы с Клер – разного поля ягоды. Когда нас знакомят, она окидывает меня взглядом чирлидерши из нашей школы и спрашивает вредным голосом: «Так это ты – принцесса?»

Я и без нее прекрасно знаю, что выгляжу самым уродским уродом среди учеников младших классов средней мужской (смешанного обучения с 1975 года) школы имени Альберта Эйнштейна. У меня рост пять футов девять дюймов, грудь, которую не разглядеть невооруженным глазом, ноги как лыжи и такая прическа, что голова выглядит словно ватка на конце ватной палочки. Но я не хочу, чтобы мне об этом напоминали девчонки, которым невдомек, что под внешностью мутанта тоже может скрываться живая душа, стремящаяся, как и все в этом мире, к самоактуализации.

Да вообще пофиг, что обо мне думает племянница мистера Джанини. В смысле, она носит мини‑юбку из кожи пони. Из настоящей кожи. Наверное, Клер должна понимать, что ради этой юбки пришлось убить лошадь, но ей, видимо, плевать.

Клер достала из кармана мобильник и ушла на веранду, где лучше ловится сигнал. (На улице минус один, но ей‑то что. Ее греет юбка из кожи пони.) Говоря по телефону, она то и дело поглядывает на меня сквозь стеклянные раздвижные двери и хохочет.

Нэтан – в мешковатых джинсах, с пейджером, весь увешанный золотыми украшениями – спрашивает дедушку, можно ли переключить на другой канал. Так что вместо обычного для Дня благодарения просмотра футбола или киномарафона на канале «Лайфтайм» мы вынуждены смотреть MTV2. Нэтан знает все песни наизусть и громко подпевает. В большинстве песен есть неприличные слова, которые запикиваются, но Нэтан все равно их произносит.

13:00 – Стол накрыт. Садимся есть.

13:15 – Заканчиваем есть.

13:20 – Помогаю миссис Джанини убрать со стола. Она говорит, чтобы я не занималась ерундой и шла от души посплетничала с Клер.

Просто страшно становится, как подумаешь, насколько старые люди ничего не понимают.

Вместо того чтобы от души сплетничать с Клер, я остаюсь с миссис Джанини и рассказываю ей, как я рада, что ее сын теперь живет с нами. Мистер Дж. всегда помогает по дому и даже взял на себя мою вечную обязанность – чистку туалетов. Я уж не говорю про огромный телевизор и игры в пинбол и настольный футбол, с которыми он к нам переехал.

Миссис Джанини светится от удовольствия, это очевидно. Пожилые люди любят, когда их детей хвалят, даже если детям – как мистеру Джанини, например, – уже тридцать девять с половиной лет.

15:00 – Нам пора уезжать, если мы хотим успеть до пробок. Я говорю всем до свидания. Клер пропускает мои слова мимо ушей, а Нэтан отвечает – советует мне оставаться собой. Миссис Джанини дает нам в дорогу большой кусок индейки, и я благодарю ее, хотя на самом деле не ем индейку, поскольку я вегетарианка.

18:30 – Всего‑то три с половиной часа бампер к бамперу на скоростной автомагистрали Лонг‑Айленда (что в ней такого скоростного, скажите мне кто‑нибудь?!), и мы наконец‑то снова в центре города.

Я еле успеваю переодеться в нежно‑голубое, в пол платье‑футляр от «Армани» и балетки в тон ему, как под окнами уже сигналит лимузин – мой телохранитель Ларс прибыл, чтобы отвезти меня на второе за сегодня мероприятие по случаю Дня благодарения.

19:30 – Я в отеле «Плаза». Консьерж встречает меня и проводит в ресторан «Палм‑Корт», где объявляет собравшимся: «Ее высочество принцесса Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо»!

О просто «Мии» и думать забудьте!

Мой папа, принц Дженовии, и его мать, вдовствующая принцесса, арендовали на вечер ресторан «Палм‑Корт», чтобы закатить банкет для своих друзей в честь Дня благодарения. Несмотря на мое отчаянное сопротивление, папа с бабушкой отказываются покидать Нью‑Йорк до тех пор, пока не научат меня всему, что должна знать настоящая принцесса, ну или хотя бы до того момента, как меня официально представят народу Дженовии накануне Рождества, – смотря что раньше произойдет. Я пыталась объяснять им, что вряд ли, оказавшись во дворце, начну швыряться оливками в придворных дам и чесать под мышками. Мне все‑таки уже четырнадцать, и я худо‑бедно умею вести себя на людях.

Но, по‑моему, бабушка мне не поверила, во всяком случае, наши ежедневные уроки принцессоведения продолжаются. Лилли недавно написала письмо в ООН, чтобы уточнить, не являются ли бабушкины уроки нарушением прав человека. Она считает, что это противозаконно – заставлять несовершеннолетнего часами учиться наклонять тарелку не к себе, а от себя: «Всегда – запомни, Амелия, – всегда». И это всего лишь для того, чтобы вычерпать последние капли ракового супа. Хочу отметить, что пока ООН не проявила интереса к моим страданиям.