Волна. Лето, зима, весна… и снова…

Сегодня не лучший день в моей жизни. На меня обиделась Лена. С самого утра нам объявили о предстоящем концерте, к которому должен подготовиться каждый отряд. И наш не исключение. Два дня не происходило вообще ничего, полное затишье, зато теперь началась бурная деятельность. После завтрака уборка комнат и этажа с последующей проверкой, затем подготовка к выступлению. А вышло вот что, по дороге на завтрак Лена сообщила, что вписала меня в состав участников. Мне пришлось отказаться, причем в ультимативной форме. И это ее обидело. Если бы она только знала причину моего отказа! Я пищу при ней принимать стесняюсь, а то сцена! Я и смотреть‑то Лене в глаза еле решаюсь, не то что выступать! Ну и что, что я играю на гитаре, я могу это делать только в узком кругу, не на публике. Да и в узком кругу страшно смущаюсь. У меня никогда не было ни желания, ни умения выступать на сцене, к тому же у меня очень тихий голос. Лена слишком высокого мнения обо мне и о моих способностях. А перед ней я опозориться никак не могу. Ни в коем случае! Перед кем угодно, но только не перед ней. Это выступление всего лишь демонстрация ее педагогических и организационных способностей. Желающих море. Выступить может кто угодно. Нет! Да еще и сама Лена будет на нем присутствовать, будет сидеть в зале! Все что угодно, только не это. Мое выступление стало бы возможным только в одном случае, если бы это было моим призванием, если бы мой талант на тот момент уже был признан давно и всеми. А пока выступить перед Леной я не решусь. Объяснить ей хоть что‑нибудь у меня не вышло, не нашлось ни единого аргумента. И она занялась подготовкой к концерту с другими ребятами. Со мной даже не разговаривает. Решила, что таково мое к ней отношение. Господи!

На душе у меня так скверно, что, когда к нам в комнату с проверкой пожаловал сам директор лагеря, не могу себя сдержать. В ответ на его замечания по поводу следов на свежевымытом полу говорю, что наши родители заплатили не за то, чтобы мы здесь драили полы. Для этого есть уборщики. Я и правда так думаю, но дело не в этом. Он говорил это при Лене, обращаясь как бы не к нам, а к ней. Она это слышала. Да кто он такой вообще! Куда‑то исчезла вся моя робость и смирение. Он не может говорить ей такое! За мою выходку Лене ничего не будет, потому что я вроде как и не из ее отряда. Меня определили в него из‑за нехватки мест, которые, между прочим, должны были иметься для всей нашей группы. И ему об этом известно. А его сын, Рустем, тот еще проходимец. Занялся бы лучше его воспитанием и учил бы драить полы его. Но этого говорить мне не пришлось, фыркнув что‑то в ответ, тот покинул комнату, отряд, этаж. Ничего этого не произошло бы, будь у меня с Леной все в порядке. И так будет с каждым, кто посмеет отчитывать меня при ней или говорить подобным тоном с ней! За мое воспитание Лена не в ответе. Поэтому данный инцидент никак не повлияет на результаты ее практики.

Не нахожу себе места. Что меня гложет? Мое внутреннее обещание сделать для нее все, все, что Лена пожелает! И вот, она желает, и нате вам, пожалуйста… Стараюсь найти оправдание. Но это же не нужно ей лично. Ей нужно мое отношение, а оно и так у нее есть. Да и что от меня на этом концерте зависит? Это же формальность, с которой она без труда справится. И даже лучше, если без меня. Самой ей до этого концерта нет никакого дела, это просто очередное задание, которое нужно выполнить. Со мной она бы только намучилась и в результате разочаровалась. Меньше нужно было хвастаться перед Леной в день приезда. Будет мне уроком.

Боюсь ли я разочаровать Лену? Да, больше всего на свете! Она не тот человек, которого можно удивить какими‑нибудь бредовыми выходками. А что я представляю собой на сегодняшний день? Ничего! Лена студентка, она заканчивает университет. Она разбирается в химии. А я дурачусь в школе и не знаю, кем хочу стать. Раньше мне казалось, что это круто, теперь нет. Но Лена не делает мне замечаний, ни в чем не упрекает и нравоучений не читает. Наоборот, она будто видит во мне то, чего и нет вовсе. Как‑то она сказала, что я вполне себе нормальный, хороший ребенок. Она наделяет меня талантами, которых нет, хвалит за пустяки. Доверяет. И сегодня тот случай. Лена считает, что я могу, а я не могу!

Очень хочется, чтобы все наладилось. С нетерпением жду, когда Лена вернется с репетиции. Это будет аж к обеду. Еще долго. Выходит, у меня была возможность провести с ней целый день, а отказавшись от участия, я автоматически лишаюсь этой возможности. Представляя, что она сейчас там с ними, не со мной, злюсь на себя еще больше. Наверняка они отлично проводят время, смеются, шутят. Она дарит им свою улыбку, свое внимание. А я сижу здесь и могу себе все это только представлять. Теперь я ревную Лену к каждому, у кого есть голос, кто умеет петь, танцевать, шутить, кто артистичен и не застенчив. Я ревную, мне обидно и грустно. Мне хочется все ей объяснить, но что я скажу?

Во время обеда мне не удалось поймать ее взгляд. Несколько раз она прошла мимо, но смотрела в другую сторону. Лена наскоро съела тарелку супа и ушла в корпус. На тихом часе она лишь заглянула, сказала, что спать не обязательно, можно просто полежать, но вести себя при этом попросила тихо, и закрыла за собой дверь. В мою сторону даже не глянула.

Лежать мне было невмоготу. Ноги сами привели меня к площадке летнего кинотеатра. Она была там. Пока один из отрядов репетировал на сцене, остальные в ожидании своей очереди небольшими группками расположились в зрительном зале на скамейках. В окружении своей команды Лена сидела ко мне спиной. Подойти к ней у меня не хватило духу. Но и уходить не хотелось. Кстати, сидеть здесь мне никто не запрещал.

Лена заметила меня, когда репетиция была окончена. Все расходятся, а я не ухожу. Жду ее. И вот уже собираюсь подойти, как меня опережает Надя. Откуда она взялась и что здесь делает? Да еще и не одна, а с тремя девочками из своего двенадцатого отряда. Как оказалось, она взялась с ними подготовить номер для сегодняшнего концерта, и помогать ей в этом будет Лена. Я остаюсь в зале, а они репетируют песню про русалочку. Лена знает, что я здесь, и знает что из‑за нее. Может быть, хоть так простит меня. Слежу за каждым ее движением, за каждым шагом. Похоже, ей нравится сам процесс. Она воодушевлена. А я сижу мрачнее тучи. С Надей они отлично ладят. Теперь даже лучше, чем со мной. Слова песни знаю уже даже я. Заключительное исполнение, дети выстроились возле микрофона. Спели два раза полностью. Не сбились. То, что надо. Они еще остаются, а Лена собирается уходить. Так и уйдет? И сердце снова колотится, напряглись все мышцы. Я больше не выдержу. Хочу все вернуть! Буду просить прощения, встану на колени! Лена направляется к выходу, но останавливается. Оборачивается. Протягивает руку, ждет меня.

С ней рядом иду молча, наслаждаюсь происходящим. Мне было так плохо, и так хотелось отмотать назад! И вот, наконец, все хорошо, все в порядке. Никогда еще чья‑то обида не действовала на меня таким образом. Мне хотелось все ей объяснить. Воспользовавшись тем, что мы одни, выпускаю на волю поток слов, которые копились все это время. Лена слушала и удивлялась. Она не рассматривала мой отказ от участия в концерте под таким углом. Наконец‑то, мои страдания от этого недоразумения закончились, и все стало на свои места. Лена снова держит меня за руку.

Штормовое предупреждение – вот причина такой программы. Концерт оказался так себе. Дня на подготовку явно не хватило. Тем более без худрука, на котором тоже сэкономил директор. А что, вожатые – практиканты без зарплаты, да еще и все остальное делают сами, и за уборщиков, и за худрука. В результате номера были не смешные. Из многих постановок вообще ничего не вышло. И хорошо, что мне не довелось оказаться на сцене перед Леной в том невыгодном положении, в котором оказались выступающие. Они‑то не влюблены в нее так, как я, поэтому им все равно. Сгореть от стыда – единственное, что мне осталось бы. А так я с ней в зале. И все уже хорошо.

Но это еще не все. Следующий день отводился под спортивные состязания между отрядами. Моя б воля, было бы то же, что и с концертом, самоотвод. Но я так боюсь опять испортить с Леной отношения, что добровольно записываюсь сразу в две команды – по плаванию и на волейбол. Это хоть не сцена, это‑то я могу.