Восемь виноградных косточек

– Пятнадцатого ноября восемьдесят шестого в районе Флёдстранд, на юго‑западе Нуабеля, житель многоквартирного дома – дальнобойщик по имени Оскар Келли – обнаружил на чердаке скелет человека. Нетронутой осталась кисть левой руки. Линия жизни на ладони аномально закрутилась в спираль. Мужчина был слишком напуган и, чтобы дождаться приезда полиции, спустился к себе в квартиру. На допросе выяснилось – на чердак он пошел искать своего сына, который неделю не ночевал дома, а прямо над квартирой у парнишки с друзьями имелось укромное место для сборищ. Впрочем, они были по всему городу, эти укромные места на чердаках. Мы проводили там все свое время с двенадцати лет до окончания школы, а еще на стройках и в подвалах. Чердаки стали закрывать после пожара в восемьдесят восьмом в доме на проспекте Свободы, где по сей день первый этаж занимает отделение «Свисс Банк». Говорили, бродяга развел костер, хотел вскипятить воду, а сам тут же помер. В полиции долго ломали голову, чей скелет. Однозначно, дело пахло убийством – кости свежие, одного‑двух дней после смерти. Да притом детские. И тянулась вся эта катавасия до тех пор, пока Оскар Келли не вспомнил, что у мальчишки снимали слепки зубов. Все сошлось. Скелет принадлежал его сыну. Саймону Келли.

Когда Эмос Андервуд назвал имя мальчика, он посмотрел куда‑то вдаль, на воображаемую точку в пространстве. Иногда такой взгляд называют пустым. Но дальнейшие слова начальника полиции лишь подтвердили вывод (и не один, если на то пошло), который Аарон сделал в ту же секунду.

То была не пустота.

Каким‑то образом имя Саймона Келли задевало прожженного копа – человека того типа, о которых все думают, что чувства совсем не про них.

– Некролог, – сказал Эмос Андервуд, – вопреки газетным традициям напечатали на первой полосе. Огромная фотография в пол‑листа. Пятнадцатилетний пацан в желтом поло, челка на правую сторону, волосы выжжены солнцем, веснушки, улыбка в тридцать два идеальных зуба, кроме переднего резца, где не хватало кусочка эмали – квадратика ровно того размера, куда мог поместиться зубец от вилки.

На статью обратил внимание начальник полиции – Догерти. Его сын Роджер пропал весной восемьдесят шестого года. Город несколько месяцев стоял на ушах.

После находки на чердаке все завертелось по новой – шерстили притоны; на улицах средь белого дня крепкие ребята в солнечных очках хватали бандюг, волокли в машины без номеров. В пути с мешком на голове допрашивали, угрожали в лесу закопать.

Саймон Келли был дружком Роджера Догерти.

Его убийство не было совпадением.

Весной восемьдесят шестого они кое‑то натворили.

 

Глава 22

 

Андервуд замолчал. Они шли средним шагом, не очень быстро и не очень медленно, ровно так, как было необходимо, чтобы вести неторопливый рассказ.

Наверное, – подумал Аарон, – Андервуд вспоминал детали.

Они поравнялись с рыбаком. Сидя на камне, тот ремонтировал рваную леску. Андервуд смерил мужчину взглядом, отвернулся и смачно сплюнул в подернутую рябью воду.

Он посмотрел на Аарона и спросил, не сбавляя шага:

– Курите?

– Бросил.

– Правильно, а я вот балуюсь иногда, – рукой в перчатке Андервуд почесал бровь, пнул камень в воду. – Особенно когда вспоминаю школьные годы. Мутные были времена, но хорошие. Все было проще. Все по‑настоящему. Никаких компьютерных причиндалов. Художники рисовали на холсте, музыканты играли на инструментах. А если твой ребенок напортачил, ты мог вынуть ремень из штанов и вправить ему мозги за считанные секунды, и никому не придет в голову лишить тебя родительских прав.

Аарон закатил глаза, но ничего не ответил. Его детство, как видно, отличалось от суровых реалий Андервуда, пусть тот и был прав в некоторых вещах. И разницу между людьми, испытавшими радости телесного наказания, и теми, кого воспитали грамотные мудрые родители, он знал по опыту личного общения.

– Вы не согласны? – спросил Андервуд. Он смотрел себе под ноги, на черные кроссовки, издававшие слабое посвистывание при каждом шаге.

– Я воздержусь, – ответил Аарон и спросил: – Так что было дальше?

Он застегнул пиджак на все пуговицы, когда с воды подул зябкий ветер. Диктофон пришлось незаметно вытащить из рубашки и прикрепить к карману пиджака с внутренней стороны.

– Дальше? – спросил Андервуд.

– Да, – ответил Аарон. – Какая связь между Роджером Догерти и скелетом Саймона Келли?

– Прямая, – Андервуд причмокнул губами, словно пробовал на вкус слова, которые собирался произнести. – Они не единственные, с кем в тот год приключилась беда. Их было восемь. Жили в одном дворе, учились в одной школе, в параллельных классах. Гуляли вместе. Иногда приходили другие, иногда кто‑то отсутствовал, но костяк состоял из восьмерых.

С весны по зиму восемьдесят шестого года в живых остались двое. Один покончил с собой. Второй до сих пор квартирует в психиатрической клинике «Белый мыс», в отделении для склонных к самоубийству. Остальные, в том числе Догерти, пропали без вести.

Андервуд замолчал. Он остановился и ребром ладони, затянутой в матерчатую перчатку, рассек воздух перед собой.

– Сразу предупреждаю, – сказал он, – соваться туда бессмысленно.

– Почему? – спросил Аарон. – Не пустят?

– Пустят, почему нет. Проблема в том, что наш последний свидетель двадцать семь лет молчит. И вряд ли для вас сделает исключение.

– Почему это произошло? – Аарон понимал, что правду вряд ли узнает, и все же задал вопрос. – Нашли виновника?

– Шутите? – Андервуд усмехнулся. Первый раз за все время его хоть что‑то позабавило. – Зачем тогда Ивонн Шнайдер приехала? «Дело о скелете» до сих пор не раскрыто.

Эмос Андервуд в раздумьях посмотрел на озеро. Он ляпнул лишнее. Если столь громкое дело не раскрыто, до Ивонн сюда приезжали другие. От волнения Аарон затаил дыхание, хотя сделать это на ходу было сложно. К сожалению, диктофон не записывал мыслей, и ему пришлось спрятать руки в карманы, потому что они против воли потянулись за блокнотом и ручкой.

Дай ему выговориться, – подумал он. – Не вздумай все испортить.

– Тут версий может быть целая куча, – продолжал говорить Эмос. – Но напрашивается всего одна: это месть. Полиции было известно, ЧТО они сделали. А вот КТО наказал – большой вопрос.