Восемь виноградных косточек

Весь следующий монолог Андервуда был доказательством того, о чем догадался Аарон, – словоохотливость начальника полиции служила прикрытием смущения от совершенной ошибки. Но по факту – и здесь Аарон мысленно потирал руки – тот выдал себя с потрохами.

– Они гуляли в одном из любимых мест, – сказал Андервуд, – на заброшенной стройке. Поймали девчонку почти одного с ними возраста, немного потискали. И все бы хорошо. Да вот беда, когда эти болваны отпустили ее домой, забыли отдать одежду. Вид девочки‑подростка в одних трусах посреди улицы кого угодно и в какие угодно времена заставит подумать о самом плохом. Девяностолетняя бабка, ее опекунша, вызвала полицию. Пацанов поймали – они сидели на прежнем месте и знай себе, насосавшись пива, травили байки. Компанию отвезли в участок, допросили, без бумаг и прочей бюрократии.

Девчонка всех до единого опознала.

Ночь подержали в обезьяннике. И отпустили.

Журнал, в котором значилась запись о вызове патруля, волшебным образом испарился. Фонограмма звонка Варвары Сароян и оператора дежурной части исчезла.

Шито‑крыто.

Дело замяли.

 

Глава 23

 

– Из‑за Роджера Догерти, – сказал Аарон.

– Из‑за него, – ответил Андервуд. – Дилемма вышла, а Догерти‑старший – человек принципиальный. Либо сажать всех, либо отмазывать – тоже всех. Роджера он готовил себе на замену.

Они остановились, и Аарон оглянулся назад. До остановки было не меньше километра, пляж кончился, впереди простиралась бескрайняя водная гладь. Огромные массы воды пугали его, словно могли накатить безо всякой причины. Ему не терпелось докопаться до решающей точки в этой истории и приступить к поискам Ивонн.

Он с надеждой посмотрел на Андервуда и просил:

– Так, а что дальше?

– А это все, – сказал Андервуд, и Аарон вспомнил, как нечто подобное уже слышал вчера от Кауфмана. Была здесь неприятная закономерность. Стоило ему начать собирать информацию, и она тут же заканчивалась. Прямо как в захватывающем детективном романе, где автор предлагает самостоятельно додумать продолжение.

– Как все?

– Ну, – Андервуд стоял спиной к воде, повернувшись к Аарону всем корпусом. Он почесал затылок и виновато скривил рот. – Остальное вы знаете.

– Хорошо, но в таком случае как это поможет найти Ивонн Шнайдер? – Аарон почувствовал, что выходит из себя. – Согласен, история грязненькая, но, получается, люди, которым публикация могла испортить жизнь, мертвы или сидят в больнице для душевнобольных. И, следовательно, она пропала по совершенно другой причине.

Андервуд снова пожал плечами и отвел глаза в сторону.

– Или вы что‑то скрываете, так?

Такая версия давно крутилась у него в голове, правда наружу она вырвалась сама собой.

Андервуд резко обернулся на него.

– Что вы хотите сказать?

– То, что я сказал, – Аарон лихорадочно соображал, как не подать виду, что такой прием всего лишь навсего рассчитан на то, чтобы прощупать возможности и выведать чуть больше информации. Он пользовался им время от времени, когда брал интервью. – Например, вы знаете, кто убийца. Или его имя скрывается в интересах следствия в то время, как он продолжает свои дела. Быть может, Ивонн Шнайдер – его очередная жертва.

Андервуд растерялся. Это стало заметно, пока он, закусив губу, сверлил Аарона задумчивым взглядом. Без единого намека на разгорающийся гнев или желание броситься на него.

– Я гляжу, смелости вам не занимать, – сказал он после долгой паузы.

На мгновение Аарону показалось, что у начальника полиции дрожит голос. Впрочем, он действительно дрожал. Ведь чутье сыщика наверняка говорило Эмосу Андервуду – журналист знает куда больше.

– Всего лишь версия, – сказал Аарон. – Я просто обязан ее озвучить.

Андервуд развернулся и пошел прочь в обратном направлении, туда, где рыбак все еще забрасывал свою удочку.

– Ваше время истекло, – сказал он на ходу, остановился и теперь уже с вызовом добавил: – Больше ничем не помогу.

Андервуд успел пройти еще несколько шагов, прежде чем новый вопрос ударил его в спину, как пуля.

– А что, если я буду искать дальше, Эмос? – крикнул Аарон. Он не делал попытки догнать его, но шел следом. Так было легче совладать со слабостью в коленях. – Со мной будет так же, как с другими?

Андервуд хорошо все расслышал.

Со спины было трудно определить выражение его лица, однако то, как он прилип к месту, означало, что прием на дурака снова сработал. Пресловутое двусмысленное утверждение «Я все знаю», произнесенное невпопад, способно творить настоящие чудеса дознания.

И Андервуд купился. Черт побери. Он таки купился.

Аарону так не везло еще никогда за всю карьеру. Восторг был сравним с тем, как если бы он два раза попал в десятку в кромешной темноте.

Ветер с озера задул сильнее. Шорты на ногах у Андервуда захлопали, как два черных флага, а он продолжал неподвижно стоять, как чучело.

Бьюсь о заклад, – подумал Аарон с удовольствием, – он очнется, только если его обгадят чайки.

Не решаясь подходить ближе к неподвижной фигуре, он замедлил шаг. На всякий случай встал рядом с россыпью небольших, но увесистых камней. Он посчитал в уме, еще раз перебрал в памяти то, что успел запомнить.

– Вам было пятнадцать, не так ли? – спросил он с усмешкой. Откуда вам стало известно, как все было, – из газет?

Андервуд развернулся так резко, что Аарон едва поборол в себе желание нагнуться и схватить черный булыжник, угловатый, с острыми краями.

Не вздумай, – сказал он себе. – На сей раз может не повезти. Толстяк толстяку рознь, и, может быть, у этого есть более веская причина, чтобы врать.

Но Андервуд и не думал подходить. Он успокоился, и, как видно, сообразил, что может не совладать с собой, а значит, скажет или сделает то, о чем в последствии пожалеет.

– Допустим, я все видел. Ну и что?

Андервуд хотел выговориться. Это факт. Его кадык быстро ходил вниз и вверх, словно он сдерживал внутри поток слов. Верно и другое. Поведать миру все, о чем он знал, означало последствия – назойливое внимание многих людей, почитавших начальника уголовной полиции за непререкаемый авторитет.

– С вашей помощью или нет, – сказал Аарон, – я закончу то, что начала Ивонн Шнайдер. А потом состряпаю любопытную историю. Там будет море неудобных фактов, и все, чего я не знаю, я просто придумаю.