Восемь виноградных косточек

Ивонн прикончила еще две чашки кофе. Перед этим, правда, успела сообразить, что перегибает палку, и заказала без кофеина. Утром ее как пить дать будет колбасить. Зато строчки в блокноте перестали прыгать, как запряженные блохи.

Толстяк за барной стойкой, судя по наблюдениям Ивонн, основательно подсел бармену на уши. Новых посетителей не было, и бедняга просто не мог найти повода отлучиться. Сначала он поддакивал и кивал, но теперь он слушал вполуха и последние полчаса протирал стакан белым как снег полотенцем. Она посмотрела вправо, на угловой столик. Старик все еще был там. Свет из камина бликовал на бутылке вина, бордовые всполохи пламени отражались в лакированных ботинках. В тени, где он прятал лицо, мерцали две серебристые точки.

Ивонн заключила, что у старика для слежки самая выгодная позиция. Он может говорить в микрофон, и она вряд ли это узнает.

Интересно, – подумала Ивонн, – они тоже замешаны?

Интересно, – подумала она через минуту, – паранойя – это тоже симптом? Или мне просто нужно поспать?

Скорее второе, чем первое. Но прежде всего работа. Слабый, но дружественный внутренний голос твердил Ивонн, что нужно дожать эту сцену, вспомнить и записать как можно больше подробностей. Потому что утром… что будет утром, она не хотела думать.

Она вернулась к блокноту.

Фонтан, скамейка, мужчина и девочка. Они наблюдали за ней. И они говорили О НЕЙ.

Там, на гранитном бортике у фонтана, Ивонн поставила в уме галочку обязательно занести этот момент в блокнот, когда снова окажется в номере. Про мужчину, девочку и прочие, вроде рисунка зеленым мелом. В журналистике подобные наблюдения, пожалуй, самое важное.

Дьявол в деталях. Совершенство в мелочах.

Глядя на сладкую парочку, отца и дочь, Ивонн вспомнила Курта, бывшего мужа. Представила, как он и Софи сейчас вместе проводят время. Вот так же, как эти двое. О той, новой женщине думать ей не хотелось, но, глупо, конечно, не принимать ее во внимание. Десять шансов из десяти, что они втроем, прямо сейчас.

Девочка чесала голую ногу в том месте, где кончались шорты, улыбалась, смотрела на Ивонн через площадь и кивала тому, что говорил ей мужчина. Ладонью он гладил ее живот. Его колючий подбородок прижался теснее, а суровые губы коснулись щеки. Потом он полез в коричневую кожаную сумку и достал бумажник. Девочка освободилась от объятий, повернулась к отцу и заправила прядь волос за ухо. На мочке незамедлительно вспыхнула белая искорка.

Не укрылось от Ивонн и то, как девчонка украдкой стрельнула глазами в сторону фонтана, повернулась к отцу, нетерпеливо топнула, а золотистые кудри запрыгали на ее голове. Она выхватила купюру и, увернувшись от жилистой руки, побежала к цветочному лотку.

Солнце окончательно спряталось за верхушками деревьев. Задул ветер. Водяная пыльца от фонтана накрыла Ивонн, и ее передернуло от холода. Интерес к девочке и мужчине тут же пропал.

Она бросила мел в боковой карман сумки, не забыв, конечно, обернуть его бумажным носовым платком. Подумала, что надо проверить мобильный на предмет сообщений и непринятых звонков, но решила – тогда, в первый день командировки она еще была способна на здравые взвешенные решения, – что сделает это в номере, после ужина. Позволила себе задержаться еще на минуту, достала зеркальце и кисточкой убрала жирный блеск со лба.

Перед тем, как подняться с теплой гранитной плиты, Ивонн бросила на скамейку прощальный взгляд.

И мгновенно обо всем забыла.

 

Глава 6

 

– Возьмите.

Вблизи девочка казалась почти совершенством. О таких детях Ивонн думала, что родители слишком буквально понимают картинки в журналах. Тонкая рука с разноцветными фенечками на запястье протягивала ей белую хризантему.

– Это мне?

Ивонн перестала сутулиться, села прямо. Мужчина на скамейке непринужденно, положив ногу на ногу, листал газету.

– Да! Возьмите.

Ивонн взяла стебель большим и указательным пальцами, бутон поднесла к лицу. За тридцать лет жизни, пятнадцать из которых она находилась в тесном общении с мужчинами, никто не дарил ей хризантем. И то, что существом, нарушившим это правило, оказался ребенок, стало еще одной вещью, которая вошла в список странностей, произошедших с Ивонн в Нуабеле.

Отец за спиной девочки стрельнул глазами из‑за газеты и, прежде чем снова уткнуться в чтение, изобразил на лице гримасу, словно он съел лимон, – он закатил глаза, но дальше Ивонн смотреть не стала.

– Как тебя зовут?

– Мия.

– Мия? Красивое имя. А меня Ивонн.

– Очень приятно, – Мия на тоненьких ножках сделала реверанс.

Ивонн снова понюхала цветок и порадовалась, что перед ней ребенок, а не его отец, который примет ее смущение за сигнал.

– И за что мне такой подарок?

– Просто так.

– А как зовут твоего папу?

– Дирк.

– Ясно, – сказала Ивонн. Щеки у нее стали горячими, и она подняла лицо к небу. Сложив на груди руки, Дирк смотрел на нее со своей скамейки, а половина сложенной пополам газеты торчала из стоящей рядом расстегнутой сумки.

– Просто так?

– Да, – Мия посмотрела себе под ноги. Пружинки на голове беспокойно задергались. – Вы красивая.

– Спасибо, – сказала Ивонн. – Ты тоже красивая…

 

Глава 7

 

Кофе больше не действовал. Строчки снова задергались и поехали. Вернулись голоса. Шум, неразборчивый шепот как будто несся из всех углов. Ивонн положила ручку на блокнот и, растопырив пальцы, подняла пятерню над столом. Подвигала вверх и вниз. Рука оставила в воздухе шлейф. Значит, дело дрянь.

«Ты красивая»