Вселенная. Маффей

Как там у великого классика говорится? Кажется, так: «С корабля на бал». К сожалению, я не могла вспомнить, кому именно принадлежит это крылатое выражение. Оно как‑то само собой пришло на ум, стоило мне попрощаться с Мишей, выйдя из его далеко не бюджетной машины после ужина в ресторане, в котором он заплатил за нас бешеные деньги. Примерно столько же составляли три месячных пособия по безработице.

Но всё хорошее имеет тенденцию рано или поздно заканчиваться, и приходится возвращаться к истокам, то есть домой. Кто‑то называет эти кварталы «гетто», кто‑то – «трущобами», при этом жутко корча брезгливую гримасу. Я чётко знала одно: тот, кто вырос в этих местах, подобных слов никогда не скажет, а людей, с высоко поднятой головой воображающих из себя жителей элитных кварталов, здесь запросто могут ограбить или покалечить – это как повезёт.

Но не успела я додумать эту мысль, меня как ледяной водой из ведра окатили. Сейчас всё вышеперечисленное относится ко мне, потому что в шикарном вечернем платье, на высоких каблуках, с длинными позолоченными серьгами и цепочкой, проходящей над линией декольте, с притягательным, но не вульгарным мэйкапом и окружённая цветущим букетом дорогих духов, в бедных районах, – да ещё в тёмное время суток, – положительных эмоций у местных я точно не вызову. Специально попросила Мишу высадить меня за два квартала от дома, зная, что он очень спешит, и, чтобы не тратить его время, сослалась на то, что мне ещё надо зайти в круглосуточный магазин, которых тут отродясь не было.

К моему удивлению, улица была пустынна, а пройти два квартала – это не так уж и много: метров пятьсот, не больше. Первой мыслью было снять туфли и пробежаться в стайерском стиле до дома. Но, поразмыслив, я пришла к выводу, что тротуар – далеко не беговая дорожка. А босые ноги тут можно неслабо изрезать об битые бутылочные стекла и бог весть что ещё валяющееся в тёмных переулках. Поэтому взяв себя в руки и предельно сконцентрировавшись на всяких подозрительно‑посторонних звуков, я и направилась к дому.

Уличные фонари местами не работали, создавая в переулке тёмные непроглядные зоны. Впрочем, дома не выглядели безжизненно: в окнах многоэтажек горел свет, слышалась музыка. Проходя мимо одного из окон, я услышала доносившийся оттуда скандал, видимо, разгоревшийся у супругов или сожителей. Женщина кричала: «Я тебе говорила, я тебя предупреждала, а ты опять за старое», ей втóрил басистый голос подвыпившего мужика: «Да пошла ты, Люська…» и всё в таком духе с матом и от души. Видимо, накипело у обоих.

Пройдя уже полпути и размышляя о такой несчастной семейной жизни, где муж каждый день пьёт, а жена орет на него. Мысли в голове потекли в другое русло: «Как супружество сложится у меня? Всё ли будет, как мечтается? Что‑то мне подсказывает, что нет».

Но стоило мне на минуту отвлечься, ослабить бдительность и внимание, как тут же судьба‑злодейка дала о себе знать раздавшимися за спиной неровными шагами и голосом настолько нахальным и хамоватым, что я и оборачиваться не стала. Такой тон явно не сулит ничего хорошего. Лишь мельком глянув через плечо, заметила трёх короткостриженых парней. Видимо, тот, что кричал, значился в этой шайке за главного – здоровый детина в чёрной кожаной куртке, с какой‑то палкой в руках или битой; в полумраке не разглядеть.

– Эй, красавица! Дай прикурить.

Я и дала, со всей прытью, намереваясь быстро добежать до подъезда, до которого оставалось рукой подать. А в спину этот же грубый голос раздался вновь, но более раздражённо:

– Стой, дура! Догоню – хуже будет!

Они не сразу бросились в погоню, предоставив мне существенную фору. В голове билась одна‑единственная мысль: только бы не споткнуться, не упасть. Вот уже и мой двор виднеется, в котором, как нарочно, перегорел фонарь. А возле подъезда придомовое освещение, как нарочно, тоже не работало. И только оп памяти я знала, что тут должна находится железная дверь, открывавшаяся универсальной картой ДвоЧ. Её я уже нащупала в сумочке и на ощупь искала, куда прислонить. Из‑за недостатка освещения, – почему‑то окна нижних этажей были черны, а с верхних этажей света поступало недостаточно, – вся подъездная территория скорее напоминала зев бездны, в котором почти ничего не видно, и это выглядело довольно странно. Обычно дверной считыватель карт горел ровным синим светом – как раз для таких случаев. Сейчас же тут чёрт ногу сломит в кромешной тьме.

Набравшись храбрости (а деваться было некуда) я шагнула в эту обволакивающую тьму, решив на ощупь попытаться найти считыватель и открыть дверь.

Тут же я почувствовала, что на меня кто‑то смотрит. Бывает такое поганое ощущение, как будто от постороннего взгляда начинает свербеть затылок. Я машинально повернула голову. Только зачем? Что хотела разглядеть?.. Вряд ли я смогу когда‑либо дать нормальный ответ на этот вопрос, да только увидела я, как темнота возле меня шевелится, как живая. Но наверху всего этого шевеления на меня не моргая смотрели глаза! Да, именно глаза: словно чёрные дыры, немигающими зрачками уставились на меня, пылая крохотными светящимися точками внутри.

Непередаваемый ужас парализовал меня. Я попыталась заорать, но крик потонул в горле, лишь немой хрип вырвался изо рта, и он был очень похож на предсмертный. То, что стояло рядом со мной, было намного страшнее той троицы, что гналась за мной. Я чувствовала это каждой клеточкой тела, мысленно пытаясь сопротивляться, но мозг и тело как будто стали ватными и перестали мне принадлежать.

Где‑то очень далеко, будто через толщу воды, услышала голоса: «Кажется, она сюда забежала», «Чёрт, тут же ничего не видно!..», «Включи фонарь на браслете». А вот дальше произошло самое удивительное: моё сознание, которое столь стремительно угасало, словно впадая в кому, стало ко мне возвращаться. Я видела, как парни приближаются всё ближе и ближе, их наручные браслеты почему‑то не включились в режим фонарей, зато я заметила лёгкий синевой горящий дверной считыватель.

Недолго думая мигом прислонила к нему ДВоЧ, тот вспыхнул мягким зелёным светом. «Ну давай, прошу тебя, быстрее открывайся!» – внутренне молила я, и тут дверь поддалась, мелодично заиграв. Изо всех сил потянув ручку двери на себя, я всё ждала, что меня схватят за плечо или руку, но ничего такого не произошло. Вместо этого в лицо ударил яркий сноп света от лестничной клетки. Я пулей влетела внутрь, потянув за собой дверь, которая с лёгким щелчком закрылась за мной.

Мне почему‑то казалось: сейчас с внешней стороны двери должны забарабанить кулаками, и оттуда начнут раздаваться грозные крики. Не став дожидаться ни того ни другого, я медленно, на цыпочках поднялась на лифтовую площадку и, подумав посмотрела вверх: все ли лестничные пролёты освещены. Оказалось – все.

На лифте решила не ехать, а крадучись, как кошка, на цыпочках поднялась на свой этаж. Откуда посмотрела вниз и прислушалась. Всё по‑прежнему было тихо, за мной никто не гнался, по двери внизу не колотили и не орали. Может, мне всё это только почудилось? Не знаю. Мне хватило сил только на то, чтобы открыть дверь в коммунальную квартиру, снять туфли и рухнуть на кровать в своей маленькой комнатёнке. Причём провалилась в сон я мгновенно, едва только коснулась головой подушки.

Меня разбудил стук в дверь. При этом колотивший явно собирался довести начатое до логического конца. А именно – во что бы то ни стало поднять меня. Разлепив веки, я удивилась, увидев высоко висящее солнце, его лучи проникали сквозь полузакрытые жалюзи моего единственного окна. Мне показалось, что я только совсем не давно легла, а, выходит, проспала всю ночь и почти полдня, а это на меня совсем не похоже. Только после того, как, поднимаясь с кровати, крикнула: «Иду, иду!», назойливый стук в дверь наконец прекратился.

За дверью оказалась моя соседка по коммунальной квартире Дарья, стоявшая в домашнем потёртом халате, с банным полотенцем на голове. Увидев меня, она удивлённо выпучила глаза и выпалила, развратно улыбаясь: