Встреча
Несколько человек в кандалах погрузили в кибитку. Ехать было холодно и неудобно, каждый камушек, каждый булыжник на мостовой отдавался по всему телу. Наконец прозвучала команда «На выход!». Едкий запах жженого в печках угля ударил в нос. Вокзал встречал их гудками поездов и суетливым народом. Каждый куда‑то спешил, но только не Василий и его братья по несчастью. Они стояли и смотрели по сторонам, многие не видели людей по нескольку месяцев. «Постройтесь в колонну» – все выстроились, – «нале‑е‑ево и за мной шаго‑о‑ом марш». Привели к вагону, всех пересчитали по головам, загрузили. Внутри было тесно и даже не было места присесть, люди стояли, прижимаясь друг к другу. Некоторые умудрялись спать, кто‑то выкрикивал: «Смерть царю», были даже такие, кто смог добыть папироску и смачно дымил. «Зато так теплее» – подумал оптимистичный Вася. Рядом с ним стоял мужичок с жиденькой бороденкой и большим лбом. Он задумчиво смотрел в потолок, запрокинув голову. Васе показалось, что где‑то он его видел уже. Присмотрелся: «Лицо знакомое, но как это возможно?»
– Здравствуйте, – осторожно спросил Вася. Тот не отвечал и продолжал смотреть в потолок.
– Я Вася. Вы не знаете, куда нас повезут? – молчание.
– Я слышал про Сибирь, но куда именно не знаю, – разговор явно не клеился. Но Василий не унимался.
– Вы знаете, какой сейчас год и число? – наконец собеседник опустил на него глаза.
– Послушайте, товарищ. Я не совсем точно знаю, куда меня везут, а про вас тем более. Про число и день вы явно не по адресу, я уже со счета сбился, столько просидел в одиночной камере. И еще кое‑что, – он немного наклонился и понизил голос, – у меня нет никакого желания беседовать, меня только что чуть не убили.
– Меня тоже.
– В каком смысле, простите.
– Ну я тоже стоял перед ружьем и потом расстрельный приговор заменили каторгой, – тот явно заинтересовался.
– А вы кто? За что вас взяли, вы из наших? – Вася отстранился немного.
– Полегче‑полегче, вы же не хотели разговаривать, а тут столько вопросов, – Вася осознал, что у него совсем нет легенды. «Если всем рассказывать правду, то эти революционеры на первой удавке повесят». Нужно было как следует все обдумать.
– Да ни за что. Не виновен я.
– Да‑да, я тоже. Кстати, меня Федей зовут, – он протянул руку. Вася пожал и вспомнил выписку из старой книги 90‑х годов про невербальное общение. «Дохлая рыба».
– Кстати, сегодня 1849 год, а число я не знаю. Давно уже перестал их считать.
Вася молча стоял и смотрел сквозь всех в пустоту. «1849 год». В чертогах памяти Василий пытался разыскать все, что знал об этом времени. Любую вещь. Из книг, коих он прочел и посчитать нельзя сколько, из фильмов и музыки. «Так. Царь Николай первый. Скоро его должен сменить Александр второй. Революционные настроения». Вася заткнул пальцами уши, чтобы не отвлекаться на посторонние чихания, кашель и прочие звуки. «Чехов, Толстой, Достоевский» – и тут его осенило. Он вспомнил, как в библиотеке листал книгу «Русских художников» и наткнулся на портрет Достоевского. «Так, кто же его написал, дай бог памяти, Трутовский чтоли, не помню». Вася еще раз всмотрелся. «Вроде он, только тот безбородый был».
– Федя? – неожиданно спросил.
– A?
– Какая у тебя фамилия?
– А зачем?
«Эх, всех подозревают, революционеры, всего боятся».
– Да просто, пытаюсь кое‑что вспомнить.
– Ну, Достоевский.
«Точно». Вася даже затаил дыхание, от восторга хотелось кричать, но виду подавать было нельзя.
– Точно. Я «Бедных людей» на одном дыхании прочитал. Мне понравилось, – Федя расплылся в улыбке. Василий тоже немного успокоился, легенда была почти готова. Так как собеседников в вагоне у него больше не было, а про Достоевского он много помнил из книг. Вася прекрасно знал, за что Федю сослали, знал, что им уже было написано. И даже, что будет написано.
Вагон медленно стучал колесами. И через несколько дней остановился. Заключенных, как скот, погнали на перрон и построили в шеренгу. Вася посмотрел на здание вокзала. Наверху под крышей было написано «Подольск». Двери открылись и закутанные в пуховые платки, женщины вышли, медленно приближаясь. Они напоминали матрешек, что перекатываются из стороны в сторону. В руках у них были стопки с книгами. Женщины прошли вдоль ряда арестантов и вложили в каждые руки Евангелие. Вася открыл на последней странице, а там десятирублевая лежала. Некоторые прижимали священную книгу к устам, к груди, что‑то шептали себе под нос. Несмотря на весь ужас обстановки, Василий был доволен тем, что с ним происходило. «Целый, живой, здоровый». Поразительно, насколько точно он сейчас понимал выражение: «Начинаем ценить, когда теряем».
Ссс‑и‑и‑и‑и‑и‑и! Свисток паровоза оглушил всех. Из трубы вырвалось огромное облако вонючего дыма. Ветер погнал его прямо на колонну. Вася почувствовал едкий запах и закрыл нос рукавом. Когда воздух вновь стал прозрачным, перед ними уже стоял солдат с петушиным пером на голове. В руках у него был свиток. На поясе сабля. «Видимо, генерал какой. На кота похож» – послышалось в ряду.
– Молчать! – заорал усатый. – Все, кто услышит свою фамилию, выходят на шаг из строя.
Медленно и громко начал зачитывать. Заключенные вяло выходили. Вася всегда держал Достоевского на виду. Ему хотелось оказаться с ним на одном этапе. Но последняя фамилия была названа, и они оказались в разных шеренгах. Когда их разводили по разным сторонам, то Федя, проходя мимо Василия, хлопнул его по плечу и кивнул. Так они распрощались. Васю посадили на другой поезд и отправили в Сибирь. Это он узнал из разговоров. «Ну а куда еще можно отправить». Дорогой ему удалось почти достоверно выяснить, что везут их в Иркутск. По слухам это лесоповальные работы на жутком морозе.
По приезде на место их снова вывели и построили. Опять называли фамилии и делили на две группы. Прошло все как в тумане. От холода Василий не мог до конца понимать, что происходит вокруг. Все ресурсы организма были направлены на согрев. Когда их привезли в лагерь, раздали теплые бушлаты и штаны с унтами. Только тогда все немного оттаяли и пришли в себя. Была ночь, и Вася сидел у печки внутри барака. Смотрел на пламя, что рвалось на свободу из маленькой щелки. Щеки его покраснели, и приятное тепло разбежалось по телу. Вокруг были двухэтажные нары, срубленные из целых стволов, обтесанные топором. Запах пота и месяцами немытых людей смешивался с приятным запахом древесины. Постоянно слышался кашель. Вася так и задремал у печки.
Утром проснулся от пронизывающего свистка. Криками и пинками их выгнали на улицу и построили для переклички. Пар, что выдыхали арестанты, превратился в облако, нависшее над лагерем. На усах и бородах мигом образовались ледяные корки. Мороз трескучий, и снег скрипел громче обычного, казалось, что даже ему было холодно. После переклички всех погнали в сарай за пилами и топорами. Васе достался большой колун, килограмм 10 весу. Надзиратели с ружьями постоянно смотрели и озирались по сторонам. Огромные вековые деревья беспомощно падали на снег, откликаясь глухим ударом и треском веток. А потом тишина и только слышно, как замерзший снег осыпается.