Выбор за тобой
Наконец пришли в нужное место: в коричневой земле зияла дыра. Могильщики ловко опустили гроб на веревках, Барбара Липецкая‑Бучек бросила первую горсть земли на крышку. Потом в дело пошли лопаты, могилу накрыли каменной плитой. Присутствующие возложили венки, выразили соболезнования семье. Вскоре могила скрылась под грудой цветов. Погас огонек камеры, репортаж с места событий завершился, толпа начала редеть.
Леон положил свой букет одним из последних. Хотя он уже лет десять не был в церкви, машинально перекрестился. В репертуаре атеиста не было подобного жеста. Он двинулся в сторону аллеи, разбрасывая ногами мокрые листья и закопченные крышки от кладбищенских свечей, как вдруг заметил, что к могиле Бучека подошел тот самый мужчина с татуировкой, который стоял рядом с ним во время службы. С минуту он стоял неподвижно: голова опущена, руки в карманах. А потом плюнул.
– Эй! – крикнул Леон. – Эй ты! Ты что делаешь?!
Мужчина обернулся на его голос. Сжатые губы, нахмуренные брови, мокрые глаза. Повернулся на месте и пошел быстрым шагом.
– Эй ты! Стой!
Мужчина не реагировал. Леон побежал, расталкивая людей: семью с детьми, бабушку, несущую засохший букет на помойку, пожилого мужчину, драившего грязное надгробие щеткой. Поскользнувшись на скользкой от мыльной пены мраморной плите, Леон потерял равновесие и ухватился за дерево, чтобы не упасть. Когда он поднял голову, мужчины нигде не было. Он растворился в толпе.
“In my self‑righteous suicide, I cry when angels deserve to DIE‑E‑E‑E”[1]! – надрывался в наушниках Серж Танкян. Юлита сидела за столом, глядя пустым взглядом в экран компьютера, ее пальцы зависли над клавиатурой. Рядом в ярко‑красной кружке остывал кофе.
Динь! – сквозь гитарные риффы пробилось сообщение в мессенджере. Юлита взглянула в угол экрана. Облачко, как в комиксах, говорило о том, что кто‑то хочет начать переписку в чате. Тяжелый вздох, два клика, открылось новое окно.
>[15:50:23] Пётр. Мясек: Все в порядке?
Юлита взглянула в сторону Пётрека. Он помахал ей, улыбнулся, хоть и немного смущенно. После их совместного похода на премьеру, того самого бесславного “свидания”, они не общались. Точнее бросали друг другу “привет” и “пока”, но больше не ходили вместе на перекур, не отправляли друг другу забавные ссылки и не корчили друг другу рожи на совещаниях. Круг взаимных обид замкнулся: он обиделся, потому что она оставила его в кино одного, а она – потому что он не принял ее извинений, поэтому теперь она с ним не заговаривала, а он дулся, что лишь усиливало ее обиду и т. д, и т. п.
>[15:50:56] Юлита. Вуйчицкая: Нет.
>[15:51:02] Пётр. Мясек: Ого;(Что случилось?!
>[15:51:10 Юлита. Вуйчицкая: Мацкович вызвала меня на ковер. И сидела с прямой спиной.
>[15:51:11] Пётр. Мясек: Ууу, плохо.
>[15:51:15] Юлита. Вуйчицкая: Типа того.
>[15:51:18] Пётр. Мясек: А потом что?
Юлита засомневалась. Но Пётреку она доверяла. Знала, что с ним можно говорить начистоту.
>[15:51:34] Юлита. Вуйчицкая: Вошла в образ холодной стервы и меня отымела.
>[15:51:47] Пётр. Мясек: Oo!
>[15:51:48] Пётр. Мясек: Но за что? Ты же больше всех кликов выдаешь!
>[15:52:10] Юлита. Вучицкая: Угу. Но вчера я выложила всего один текст, а сегодня ни одного.
>[15:52:16] Пётр. Мясек: Ааа, Бучеком занималась?
>[15:52:45] Юлита. Вуйчицкая: Ага. Она велела опубликовать то, что мне удалось найти.
>[15:52:51] Юлита. Вуйчицкая: Свидетель рассказал, что Бучек перед аварией плакал.
Пётрек взглянул в ее сторону, сделал большие глаза и раскрыл рот в немом крике. Юлита хихикнула.
>[15:53:14] Пётр. Мясек: OOOOO Охренеть! То есть самоубийство?
>[15:53:30] Юлита. Вуйчицкая: Так мне кажется.
>[15:53:44] Юлита. Вуйчицкая: Да прекрасно, я и сама хочу об этом написать…
>[15:53:54] Юлита. Вуйчицкая: Но блин, не сейчас! Если я сегодня выложу этот текст в сеть, НИКТО из его семьи и родственников не станет со мной разговаривать! И я окажусь в полной заднице.
>[15:54:04] Пётр. Мясек: А может, снова что‑нибудь выкинешь и вломишься к кому‑нибудь в машину ^‑^
Юлита нахмурилась, пальцы забегали по клавиатуре.
>[15:54:14] Юлита. Вуйчицкая: Вижу, слухи ползут быстро…
>[15:54:33] Пётр. Мясек: Нечего было рассказывать Наталии, хе‑хе
>[15:54:45] Пётр. Мясек: А если серьезно, то поздравляю. У тебя стальные яйца, не то что у меня:) Это вообще законно?
>[15:55:01] Юлита. Вуйчицкая: Нууу… Не особо. К счастью, тому, кто работает в такой клоаке, как Меганьюсы, волноваться за свою репутацию не приходится‑D
>[15:55:03] Пётр. Мясек: Аминь.
>[15:55:14] Пётр. Мясек: И… Что будешь делать?
>[15:55:49] Юлита. Вуйчицкая: Да у меня и выбора особо нет. Мацкович сказала, что, если я не сдам текст до конца дня, она заберет у меня тему. Ну и угрожала мне встречей с кадрами. Явно не про премию:)
>[15:56:00] Пётр. Мясек: Серьезно? Не хило…
>[15:56:33] Юлита. Вуйчицкая: Ага, не хило. Вообще я в ней сильно разочаровалась. Я, конечно, знала, что она тетка специфическая, мне про нее всякое рассказывали.
Юлита оглянулась и убедилась, что никто не заглядывает ей через плечо. Естественно, всем было все равно, с кем она переписывается, каждый занимался своими делами.
[1] “В моем самоуверенном самоубийстве я плачу, когда ангелы заслуживают смерти” (англ.).
