Я помню твоё будущее

– Чем тогда вы оправдываете то, как неубедительно вы избегаете его ухаживаний?

– Почему это неубедительно? Вполне. Как я не раз уже говорила, дело вовсе не в Томе. Хотя и в нём тоже. Но главная причина – вспыхнувшие чувства к… – я проглотила воздух, не успев произнести заветное имя, – Феликсу!

– Утверждаете, что простили поступок Томаса по отношению к вам и не таите на него обиду?

– Вы про гонки?

– Вот видите! Даже гадать не пришлось: вы сразу поняли, о чём идёт речь, – усмехнулся Беньямин.

– Ладно! Я действительно совсем по‑другому отнеслась бы к подобной выходке, будь за рулём «валькирии» какой‑нибудь другой, совершенно незнакомый человек. И уж точно, можете не сомневаться, не позволила бы превратить себя в трофей. А любого общения с Томом, однозначно, избегала бы после. Но вся эта ситуация была только на руку мне…

– Или вы хотели так думать, – язвительно перебил доктор и с прищуром уставился на меня.

– О чём вы? – я встрепенулась и подалась вперёд.

– Попробуем допустить некую ситуацию, некомфортную для вас. Но начнём, пожалуй, с небольшой предыстории. В довольно юном возрасте, по своей воле или с родительской подачи, это совершенно не важно, вы покидаете семейное гнездо…

– Это была абсолютно моя идея: поступать в Честере!

– Я не зря сделал такую ремарку, повторюсь. Это совершенно не важно. Покинув гнездо, вы улетаете так далеко от родителей, что рассчитывать на спонтанную встречу с ними вам даже не приходится. Вы понимаете, что даже если вдруг вам очень потребуется материнское плечо, максимум, на который вы можете полагаться, – видеоконференция. Но вы не одна! – он сделал паузу и пронзительно посмотрел мне в глаза. – У вас есть ваш дядя, верно?

– К чему вы ведёте?

– Однако Валентин, мало того, что чаще занят, так ещё и его беззаботная натура не позволяет вам на него полагаться. Вы подозреваете, что скорее вам в его доме достанется роль родителя, чем он станет опорой для вас. И ваши предположения подтверждаются уже с первых дней переезда, когда родственник селит вас в сарайчике.

– Пфф! – прыснула я. – Гостевой домик! Это был гостевой домик! Как вы меня слушали?

– Мало того. Так ещё и сплавляет с вами строптивого питомца весьма внушительных размеров. И в первую же ночь доберман, угрожая вам, демонстрирует свою абсолютную невоспитанность. Вы не зря сомневались в зрелости дяди, теперь вы безусловно осознаёте свои перспективы. Но вот вы видите просвет, светлый луч в хмурой панораме своего ближайшего будущего, – девушка! Приятная и искренняя.

– Вы про Хлою?

– Да! У вас появляется надежда. Надежда на настоящую крепкую дружбу. Хлоя, как вам кажется, нуждается в таких отношениях не меньше вашего. Вроде можно расслабиться: у вас появляется родной человек, «свой», как вы отмечали. Что же происходит дальше? Теперь мы приближаемся к упомянутой ситуации. Хлоя, с которой вы за короткий срок успели сблизиться, в компании своего брата, с коим у вас случалось одно лишь только рукопожатие, приглашает вас принять участие в сомнительном мероприятии. С первого момента вы подозреваете, что рискуете. Но зарождающаяся дружба с этой девушкой слишком важна для вас, чтобы вы решились ей отказать. И вы соглашаетесь.

– Зачем вы всё так искажаете?

– О, что вы, Иона! Ни в коем случае я не подвергаю вашу историю профанации! Я лишь пытаюсь несколько отодвинуть ваш ракурс, стараюсь дать вам возможность взглянуть на события вашей жизни немного с другой стороны. Давайте ещё раз вспомним тот вечер. Вы вынуждено становитесь участницей событий, что претят вашему характеру и воспитанию. Ещё до начала игры вас унизительнейшим образом превращают в трофей. Но Томас знаком с вами первый день. У вас нет основания на него обижаться. Вас ранит предательство подруги, в защите которой вы так нуждались. Ведь её, на ваш взгляд, слабые попытки вразумить брата не сберегли вас от горькой участи. Пока Томас увлечён гонкой, вы догадываетесь и о причине, по которой вас пригласили в игру. Не обязательно, что ваши догадки близки к истине. Но вы уже тонете в болезненных ощущениях, так почему бы и не подлить сверху ещё кипятка. Единственное, что у вас есть в рукаве, и что остаётся вам сделать, так это только призвать таинственного и всемогущего Феликса к себе на помощь. И вот незнакомый вам человек, в машину которого вас пересаживают друзья, проигравшие битву, но оставшиеся, в общем‑то, при руле, – вмиг превращается в того самого желанного Феликса. И все довольны! И вы в их числе.

– Слабо вы поняли нрав моей мамы, раз допустили, что моё воспитание не позволило бы мне участвовать в гонках, – всеми силами я старалась держаться. Следовало признать: у него получилось. Довёл! Его слова, его поза: то, как он надо мной возвышался, давили меня, словно муху. Из груди готов был вырваться крик. И чем дольше я сдерживала его, тем больнее мне становилось. – Когда я делилась своими впечатлениями с мамой, она пищала от восторга, как дикая, – мой голос дрожал, – и жалела только о том, что ей самой не довелось испытать чего‑то подобного. Если уж совсем откровенно, она нисколько даже не задумалась о том, как мы рисковали в той гонке, – удивительным образом доктор заставил меня нажаловаться на маму, достать на поверхность какие‑то претензии к ней, о каких ранее я и сама не подозревала. – Зачем вы настраиваете меня против друзей? – Я сбежала от разговоров ещё и о маме. – Какое это имеет отношение к моему лечению?

– Я только стараюсь достучаться до вас, приоткрыть вам глаза, пробудить. Заставить вас подвергнуть анализу обстоятельства, при которых появлялся Феликс.

Меня вдруг передёрнуло, к горлу подступил комок, и я судорожно потянулась за стаканом с водой, стоявшим на чайном столике.

– Нападение медуз! Вы едва ли не тонете. Тогда впервые является он. Заварушка на рейве с массовой давкой – на помощь к вам спешит Феликс. Вы выступаете в баре с разбитым лицом. И чтобы не думать о том, как выглядите, что? Думаете о нём же! Страшная турбулентность в самолёте – снова Феликс! Погибает ваш друг и коллега, – Феликс становится опорой для вас в трудный час. Предательство друзей на гонках, – Феликс. Отмена рейса домой, – Феликс. Мне продолжать?

Не позволяя прорваться слезам, я, кажется, заставила их искать другой выход. Приходилось то и дело шмыгать носом и вытирать его.

– Можем ли мы допустить, что в некомфортных для вас ситуациях, в таких, при которых вы испытывали не всегда даже сильное эмоциональное напряжение, ради самосохранения ваш мозг создавал для вас такую действительность, в которой одна и та же ситуация вдруг приобретала совершенно иное, положительное для вас, развитие?

– Да что вы такое несёте! А главное, зачем? – на этом я сорвалась. Не было сил больше сдерживать эмоции в узде. – Вам же известно, что он настоящий! Вы сомневаетесь в моей адекватности только потому, что прочли мой дневник и не поверили в мифическую сущность Феликса! Но зачем вы стараетесь меня убедить в том, что его не было совсем? – проорала я. Сделала глубокий вдох, вытерла лицо согнутой в локте рукой, выдохнула и продолжила немного спокойнее: – Если верить вашей теории, я могла просто приукрасить его в своих рассказах. Но вы снова и снова пытаетесь пошатнуть мою веру в то, что Феликс, вообще, был! И знаете, что? Я готова выслушать вас и все ваши аргументы. Но! И я говорила вам это неоднократно – только после того, как получу возможность связаться с родными. Вы же, однако, не позволяете мне этого сделать. А знаете, почему?

Он не ответил, лишь смотрел на меня в упор.