Я помню твоё будущее
На видео, транслирующем мою неудачную попытку побега, я передвигалась бегом, держалась за руль, в самом деле, воображаемого велосипеда. Расстояние, которое я сумела преодолеть за всё время, нельзя сравнить даже и с половиной пути от поместья до хозяйственного поселения. А удвоенная скорость воспроизведения сделала этот документальный фильм «ужасов» и его восприятие ещё более горьким. Словно совершенно потерявшая голову, в бредовом припадке я бегала по поляне, беспричинно падала, спотыкаясь о несуществующие преграды, с опаской оборачивалась по сторонам, боролась с кажущимися неблагоприятными погодными условиями. Всё происходящее там со мной со стороны выглядело просто донельзя чудовищно, безумно, кошмарно.
Не было никакого побега!
Беньямин не переживал, так как даже не сомневался ни во мне, ни в моих действиях. Максимум, что могло случиться со мной там, произошло: неуклюже я сломала палец, набила пару болячек и испачкалась о траву.
Неужели он прав?
Прав во всём?..
…Или частично?
Если я не могу верить собственным глазам, кому мне тогда доверять?
…Мама! Я так хочу к маме…
– Вы не станете возражать, если я вернусь в свою комнату? – Не дожидаясь ответа, я встала и поспешила на выход, предчувствуя абсолютный упадок сил.
* * *
Что есть мой мир, моя действительность? Что правда?
Всё окружающее нас. Что, если весь этот смехотворный отрезок, гордо зовущийся Жизнью, на самом деле, всего лишь очередной спешный забег души. И любые её «результаты» – всё едино, и вовсе не важно, сколько успеет она пробежать, не важно вовсе, каких достигнет высот, продолжит род, умрёт в утробе, – что, если всё это просто игра? Игра без стратегии, не на результаты: бессмысленный симулятор, банальная развлекуха.
Стоило ли тогда стремиться, планировать, распыляться? Быть может, проще было наслаждаться каждым мигом, каждым шансом. Неужели я, действительно, настолько себя измотала, что стала создавать свою собственную реальность, свою фантасмагорию, в которой могла просто чувствовать? И ведь неоднократно я сомневалась в происходящем, сама с трудом верила в то, что происходило.
Но если так, какая вовсе тогда разница? Если смотреть на этот забег, как на один из раундов, не всё ли равно, в какой реальности будет находиться мой разум? В удобном, общепринятом для всех, или в сказочной пародии с собственными декорациями и гораздо более впечатляющими действующими лицами?
Я считала слабостью усталость и никогда даже к мыслям своим усталость не допускала… Все силы бросила на достижение поставленной задачи – получение гранта, поступление в заграничный вуз, серьёзная литература и вот это всё… Но… Я не чувствовала утомления, привыкла так жить. Ещё с детства приучилась: хочешь жить – умей вертеться. Был ли смысл в такой философии, если она привела меня к тому, что я имею? Я «расслаблялась», изучая сложные музыкальные композиции, и мне казалось, я делаю правильно. Кто диктует правила? Надо ли их придерживаться? Есть ли понятие «плохо и хорошо», может, оно нам тоже кем‑то навязано?
С апломбом собственного успеха под знойным южным солнцем, фактически обнажённая, я повстречала кого‑то, очевидно, крайне привлекательного. Был ли хоть шанс у меня в таких условиях сохранить трезвость ума? А эта музыка в его исполнении, его молчаливый загадочный вид, рассвет, кактус на память и обещание встретиться вновь – добили меня уже окончательно.
Что дальше? Какой‑то наркоман в кубе! Кэт не приметила в нём никакой привлекательности. А я, напротив, дорисовала мысленно необходимые мне характерные черты. На концерте высмотрела и облюбовала одного из десятка байкеров, уверила себя в том, что из всей толпы слушателей как‑то особенно на меня смотрит именно он. Выискивала для себя каждый раз объект, чтобы быть в него влюблённой. И находила! В самолёте я проснулась, держась за руку престарелой женщины. Но продолжала убеждать себя в его присутствии в моей жизни, в его существовании. В результате, и среди знакомых Валентина нашла себе объект для воздыхания. Периодически вероятно стала дорисовывать его визиты в свою комнату для пущей убедительности, как маленькая глупая мечтательница.
Вот к чему вёл меня Беньямин, когда последовательно разбирал причину отрицаемой мной обиды за выходку О’Дойлов. На гонках не было никакого Феликса. Я лично налепила его образ на случайного победителя. Такое страшное появление Феликса во время просмотра ужастиков О’Дойлы даже не заметили. А я нашла резон избавиться от вымышленного образа на первый учебный триместр.
Стоило же мне немного расслабиться, как сорвавшиеся каникулы стали очередной причиной призвать желанную фантазию вновь.
А там, выходит, в абсолютном своём одиночестве я заигралась. Навоображав увлекательных, захватывающих событий, невероятный мифический образ своего главного героя, окончательно свихнулась. О чём всё это время и пытался корректно донести до меня доктор Беньямин. А я столь отчаянно сопротивлялась.
Впервые за долгое время я потянулась к скрытому под рубашкой кулону без страха быть замеченной. Вероятно, я сама же его и купила в честерской лавке с разным барахлом.
Что теперь? Как жить дальше? Вообще, стоит ли? Учиться, вернуться в кампус, встретиться с родителями. Смогу ли я смириться? Просыпаться каждое утро, помнить тот мир, свои впечатления, что ярче каждого из любых других, и мириться с фактом, что всё это было только выдумкой?
Мне станут задавать вопросы, другим придет в голову, и того хуже, меня пожалеть. Как с этим всем мириться? Кого из близких в мои «проблемы» уже посветили? Это же просто жесть! Нет! Я не смогу, не вынесу всего этого. Во всяком случае, не сейчас.
Для начала мне самой следует принять настоящее. Постараться даже из памяти выкинуть образы и фантазии, хотя не думаю, что такое возможно, но я должна приложить все усилия. Должна вернуть ясность сознания. И только после этого думать о том, чтобы выйти хотя бы на контакт с родными.
Но как же больно!
Кажется, я жизнь готова отдать только за то, чтобы быть уверенной, что Феликс существует, где‑то есть, жив и счастлив, а нам быть вместе просто не судьба.
Хотя… Может, и ни к чему мне учиться жить с мыслью, что нет его в природе? Быть может, если он проекция моей больной фантазии, мне следует его просто вернуть? Что дурного в том, если Феликс станет, скажем, посещать меня регулярно ночами?
Воспоминания о наших последних проведённых вместе часах мигом заставили кровь лихорадочно устремиться по венам.
Да это же по‑настоящему потрясающий бонус! Жить, стремиться, что‑то делать, делать то, что надо. И находить отраду в ночи. И не просто во сне. А в собственном мире грёз! Непосредственно созерцать и наслаждаться собственной иллюзорной реальностью. И никаких угроз со стороны Гинеи, раз уж на то пошло.
