Я помню твоё будущее

– Не то чтобы я вас выбирал. Так звёзды сложились. Но да, мне показалось: почему бы и нет, почему бы не попробовать, коли вы всё равно уже обрушились в моё распоряжение.

– Вау! Что за «везенье»! – съязвила я, подбирая слова, и закручивала на палец нитку необработанного края мантии. – Вы что же, получается, одновременно с обучением, в котором, выходит, сами же заинтересованы, вели работу по очистке моей памяти, стиранию личности, уничтожению стремлений? – Я остановилась, теперь уставившись в землю. – А вы не думали, что при таком раскладе человек мало на что способен? При всём уважении, вам следовало бы об этом задуматься, великие открытия стоят за совершенно другими людьми.

Беньямин не оправдывался.

Вот ведь! Такие умные и такие беспечные. Звёзды сложились! Значит, можно тупо плыть по течению: взять крысу в лабораторию и резвиться с подопытной, как только вздумается. Ещё и рассчитывать при этом на положительный результат. Просто немыслимо. Раз уж он расставил точки над всеми «i», пора бы и подытожить.

– И что теперь? Я не приблизилась к заветному выводу? И кое‑что мне всё же известно о вашем мире, о вас. Вы умываете руки?

– А вы желаете продолжить? – многозначительно сверкнул глазами он.

Не помню, чтобы до этого прогуливалась с ним вот так, при свете луны. Его глаза выглядели совершенно мистически и чарующе: чёрные, словно гладкая поверхность устья реки в ночи, они отражали звёзды – планеты, о которых он говорил. Если в глазах Феликса я отмечала безграничность космоса, то в его случае неприступную крепость, которую и разглядеть сможет не каждый, настолько умело она маскируется.

– Возможно, меня сейчас занесёт. Но мне кажется, будто я могу самую малость с вами договориться, обозначить некоторые комфортные для меня условия, раз уж вы заинтересованы в результате.

– Я весь внимание.

На самом деле, я не сильно рассчитывала на его согласие, отчего немного даже растерялась.

– Во‑первых, неплохо было бы, если б вы прекратили дурацкие игры с моим сознанием. Убрали бы все эти глюки и миражи, в любом их проявлении. Даже если всё это результат моего воображения – вмешайтесь, пожалуйста, и избавьте меня от этого всего. Без них я стану мыслить ясней. Следующий важный момент, – разошлась я, забегая перед собеседником вперёд и размахивая руками, – не ограничивайте меня, дайте свободу. И если я приму решение выйти на связь с родными… – в чём сама я очень сомневалась, но, на всякий случай, стоило обговорить это на берегу, – не препятствуйте!

– Это всё? – Беньямин остановился посреди тропы, ярко озарённый луной, и посмотрел на меня так, как смотрят родители на пятилетнего ребёнка, требующего настоящий вертолёт в качестве новой игрушки.

– Вроде, да. О! И этот устный договор может быть пересмотрен по первому моему требованию, – сообразила я дополнить картину.

Вместо того, чтобы отчитать, по обыкновению, наставник меня удивил:

– Ну что ж! Более чем разумные требования. К тому же, что все озвученные вами условия уже выполнены. Разве вы не заметили?

– А вы и намекнуть не можете? Хотя бы знать, куда смотреть.

– То и дело намекаю, в меру своих возможностей. Вы получаете столько информации, сколько нужно, чтобы самостоятельно задуматься об этом.

– Не только от знаний человек отталкивается, когда стремится к новым открытиям. Смешно даже, что мне вам приходится на это указывать: необходимо желание! Желание прихватить с собой больше – колесо, как результат. Преодолевать расстояние не ценою в жизнь – самолёт. Достать луну с неба – ракета. Желание – родитель целей.

– Занимательное наблюдение, – снисходительно улыбнулся Беньямин, снова положил руки в карманы и неслышно пошёл обратно. Мне не оставалось ничего другого, кроме как молча последовать за ним.

Надеюсь, выслушав меня, он придумает что‑то новое, чтобы подтолкнуть к тому, сама не знаю, к чему.

 

Глава 10

Нетривиальный подарок,

или

Не суй нос в чужую кухню

 

 

Недели с тех пор ощущались часами, минутами – дни. И несмотря на то, что в мой «почтовый ящик», роль которого играл всё тот же рюкзак, всего пару дней спустя после первой «посылки» было доставлено и зарядное устройство, я не находила ни времени, ни желания включать смартфон. Всецело растворилась в науке, всё внимание посвящала исследованиям, стараясь совсем не подпускать к сознанию мысли о себе, своём настоящем, прошлом и возможности будущего.

Беньямин не скрывал, как он доволен моей дисциплиной. А мне в условиях трудовых будней было вполне комфортно с ним. И понимание того, что все происходящие со мной болезненные события были его заслугой, в чём я уже нисколько не сомневалась, ведь галлюцинации исчезли все и разом, – я не хотела, да и не было сил его ненавидеть. Его всеобъемлющая, необозримая просвещённость захватывала, впечатляла снова и снова. А желание делиться знаниями со мной, пусть и небескорыстно, и лёгкость подачи, совсем размывали границы моего к Беньямину отношения.

Кстати, о границах! Я упустила момент, когда перестала натыкаться на запертые двери в поместье. Но это случилось, и мне позволили передвигаться в любом угодном для меня направлении. Заветный внутренний двор, который я так стремилась увидеть, оказался ничем не примечательным, унылым пространством с потоптанным газоном. Могли бы хоть фонтанчик по центру установить или дуб какой‑нибудь посадить. Впрочем, моих предчувствий обнаружить там что‑то эдакое, зловещее и преступное, этот двор не оправдал. С тех пор я утратила к нему всяческий интерес.

Одним тёплым вечером уходящего лета я воротилась в свою комнату из лаборатории затемно. Густые сумерки всюду расставили своих постовых – тёмно‑серые тени. В открытое окно сквозь шёлковые занавески дул слабый ветерок, где‑то внизу, во дворе стрекотали сверчки. Стоило мне перешагнуть через порог, как мне на глаза опять попался рюкзак, караулящий у письменного стола.

После «доставки» зарядки я убирала его обратно в шкаф, даже не заглядывая внутрь и не пытаясь выяснять, что за очередной «сюрприз» для меня приготовлен. Несмотря на сильнейшую усталость и совершенно прокипячённый нагрузками мозг, я обречённо взяла импровизированный «постомат» Феликса и уселась с ним на кровать.

Среди вещей я обнаружила лист тиснёной бумаги, сложенный в четыре раза.

Я развернула послание и недоумевая посмотрела на буквы неизвестного мне алфавита, написанные от руки.

– Потрясающе! – подняла бровь я, недовольно ухмыляясь. – Стоит ли мне заморачиваться с переводом текста по картинке? Или бросить в урну? Ведь совершенно очевидно, что ты подталкиваешь меня ради этого включить телефон! – прокричала я в потолок. И снова взглянула на уже знакомый небрежный почерк, как вдруг буквы стали обретать смысл.

И вот я уже читала вслух на прежде совершенно незнакомом языке. И даже знала наверняка, что это латынь!