Заступник
Для него открыт только один путь – в сторону карьера, на берегу которого между сосен натыканы в землю, как придется, старые железные гаражи. В этом укромном месте хорошо прятаться от чужих глаз: и вода рядом, и пути к отступлению, если понадобится опять спасаться бегством, имеются. За карьером проходит железная дорога, а дальше – лес, лес, лес‑ сколько хватает взгляда.
Кругом знакомые места. В этом городке он родился и жил до переселения в столицу, и вот теперь, спустя годы, так случилось, опять оказался здесь. Он не будет торопиться. Он решит, что делать дальше, когда немного отдохнет. Сейчас главное – поспать часа два или три, а, может, и до утра, если повезет.
Загадывать наперед и строить планы, не было смысла. Последние сутки научили его жить настоящим моментом и стараться максимально быстро реагировать на меняющиеся обстоятельства. От этого зависела сейчас его жизнь.
Он знал, что с рассветом поляна и дорожки вокруг оживут, заполнятся обитателями близлежащих домов. Здесь будут дефилировать питомцы всех мастей со своими хозяевами. Кто‑то из старожилов может узнать его. И если информация об их побеге уже распространилась в СМИ, такая встреча может закончиться плачевно. Поэтому ко времени утреннего паломничества он должен исчезнуть с большой поляны. Лучше всего, если перед рассветом он проберется к карьеру, найдет укромное местечко недалеко от воды и спрячется там. И, даст Бог, что‑нибудь придумает.
Лаки горько усмехнулся – придумает! Будет ли у него такая возможность, простое счастье – ходить, дышать, жить! Придумает, что делать дальше? Как спастись самому и помочь матери и Мали? Сейчас у него не было ни одной идеи, как это можно сделать. Может быть, завтра? Всё! Всё потом, на свежую голову! А теперь – спать!
Лаки лег на поросшую травой землю между сосен, поерзал, вытащил из‑под плеча сосновую шишку и улыбнулся – впервые за последнее время. Воспоминание было таким сильным и ярким, будто бы только вчера они валялись с Сэбом и Веткой на этой поляне, смеялись и выгребали из‑под себя твердые, как камень, сосновые шишки, впивавшиеся в тело. Золотое было время: жаркие дни, колышущаяся на ветру ажурная тень деревьев, беззаботность и нега, какие бывают только в детстве.
Он блаженно потянулся. Над ним, на фоне серебристого от миллионов звезд неба неподвижно и царственно парили черные кроны могучих сосен. Ветер менял искрящийся, непревзойденный по красоте узор, проявляя все новые картинки. Если бы не смертельная усталость, он мог бы любоваться этим вселенским великолепием всю ночь. Но сейчас… Спать! Лаки закрыл глаза. И мгновенно отключился.
Тело, не обремененное земными заботами, невесомо поплыло в ласкающем тумане сна, но вдруг громкий звук вышвырнул его обратно в реальность. Лаки вздрогнул и резким движением сел. Было тихо, Лес спал и еле слышно бормотал во сне. Какая‑то птица прямо над головой вскрикнула громко и пронзительно. Внутри дребезжал туго натянутой струной страх.
Крик птицы стих, и все опять замерло. Он закрыл глаза и поплыл, поплыл. Но какая‑то заслонка в голове в минуту короткого беспамятства самопроизвольно открылась, и недавнее прошлое, от которого он так упорно отворачивался последний час, встало перед ним во всей своей безобразной и пугающей ясности. Теперь это было даже страшней, чем в реальности, потому что он видел все сразу и всех сразу. Он ощущал всеобщий парализующий ужас, видел беспомощные глаза и напрягшиеся шеи и слышал крики загонщиков и стоны жертв.
Это случилось в парке. Лаки лежал в тени распустившегося крупными, красными цветами куста и наслаждался теплом, ароматами трав и цветов, близостью Мали, растянувшейся рядом. Мать гуляла поодаль, то и дело, поглядывая на них. Ему мешало ее пристальное внимание и ревнивое беспокойство. Он мечтал остаться с Мали наедине.
Ловчие появились неожиданно. Они выскочили из‑за кустов со стороны дороги, вооруженные шокерами и с сетками наготове. Спустя мгновенье он увидел бьющуюся под сеткой Мали, бросился к ней, но в ту же секунду ощутил, как тело облепило острыми, как нож, капроновыми нитями, сделал шаг и упал на газон. Падая, он увидел разбегающихся в разные стороны питомцев. Многие, как и он сам, бились под сеткой.
Сколько их было? Скольких поймали, скрутили, забросили в грязную клетку? Это была тотальная акция. Хватали всех, кто попадался на пути, и волокли в тесный фургон машины, с маленьким решетчатым окошком под потолком и крепкой дверью. Когда клетка наполнилась, дверь с грохотом захлопнулась и машина тронулась.
В фургоне было тесно и жарко. Мутило от ужасной духоты.
– Лаки! – услышал он слабый голос, оглянулся и увидел мать.
Рядом с ней стояла Мали. Они находились в полутора метрах от него, плотно прижатые к стене фургона другими пленниками. Протиснуться к ним среди разгоряченных тел не было никакой возможности. Мать смотрела на него жалкими, полными слез, глазами. Мали дрожала. Лаки видел это. Свет из решетчатого окна под потолком рассыпался миллионом частиц в плотном столбе пыли. Страх, густой и липкий, утяжелял воздух и отравлял пространство. Это была западня, из которой не было выхода.
«Куда нас везут?» – спрашивали все друг у друга.
Никто не знал ответа на этот вопрос.
Машина сначала быстро ехала по ровной дороге, потом свернула. Теперь дорога была хуже, фургон то и дело потряхивало и подбрасывало на выбоинах. Скорость уменьшилась. Стало совсем нечем дышать. Переполненная клетка превращалась в душегубку. В переднем углу закричали – кто‑то потерял сознание.
Вдруг снаружи раздался шум и крики. Пленники замерли.
– Открывай, – крикнул кто‑то.
Машина остановилась, уткнувшись в препятствие, начала сдавать назад, разворачиваться.
– Стой! – взревело сразу несколько голосов.
Послышались удары в стенки фургона. Крики усилились. Передняя часть машины нырнула вниз. Пленники в кузове повалились друг на друга. Крики снаружи сделались громче.
– Вали ее! Вали! – орали возбужденные голоса. – Открывайте клетку, убийцы!
– Уйдите с дороги!
– Не пропускай!
– Отходи! Она сейчас перевернется!
И в самом деле, машина накренилась и стала заваливаться на бок. Пленники закричали, Лаки упал на кого‑то, на него сыпались тела.
– Сбивай замок! – ревели снаружи.
Лаки уже не видел ни мать, ни Мали. Кто‑то рядом с ним закричал от боли.
Крики и грохот снаружи усилились. Вопли о помощи внутри стали еще пронзительней. Кто‑то сильно колотил металлом по металлическому кузову машины.
Вдруг дверь с грохотом распахнулась, Лаки увидел ярко‑синее небо и бросился навстречу ему, как утопающий выныривает из темной морской бездны навстречу солнцу. Вместе с ним к выходу устремились и другие пленники. Началась давка. Под напором тел Лаки вывалился из фургона на землю. На него упал кто‑то тяжелый. Лаки вскочил и, не разбирая, кто вокруг – загонщика или спасители, бросился к придорожным кустам.
Сзади кричали: «Спасайтесь! Бегите!»
