Земли мертвецов. Книга третья

Глазами, еще не привыкшими к свету, я видел расплывчатую большую зеленую фигуру, которую освещал такой же расплывчатый факел, висящий на стене чуть позади орка.

– Габанина дура ма, – сказал он, развернулся, почесал свой огромный зад, накрытый только кожаным доспехом, похожем на римскую юбку, вышел из темницы и закрыл железную дверь.

Да, это была совершенно обычная темница. Деревянное ведро в углу под экскременты заключенных; цепи, свисающие с потолка и оканчивающиеся железными наручами; лужа, в которую сквозь щель наверху капля за каплей стекала вода; и исхудавший гном, сидящий в углу темницы и глазеющий на меня маленькими черными блестящими, отражающими свет единственного факела, зрачками.

– Эй. Ты понимаешь по… – я вдруг вспомнил, что здесь этот язык называют всеобщим, но решил спросить по‑другому. – Ты понимаешь меня?

Гном сидел, поджав колени к груди и продолжал испуганно смотреть в мою сторону.

– Вот блять! Конечно, чертова ботаничка не может знать всего. А вот гномьего словаря у меня точно нет… – посетовал я, лежа одной щекой в какой‑то мерзко‑воняющей жидкости и мне оставалось только надеяться на то, что меня греет не моча заморенного гнома.

– Гивли, – послышалось со стороны дистрофика.

– Что? – отозвался я. – Можешь не лепетать на своем…гномьем, если слова из твоего лексикона не созвучны со словами из всеобщего языка. Но, полагаю, ты поздоровался. И тебе… Гивли, бедолага.

– Нет. Гивли…это мое имя, – проговорил узник, голосом ребенка.

– Ты разговариваешь на всеобщем? – обрадовался я и хотел было подскочить, но руки и ноги до сих пор были накрепко связаны. – Эй, Гивли, можешь развязать мне руки?

Гном какое‑то время молчал, продолжая пялиться на меня, а затем сказал:

– Зачем? Ведь тебя не просто так бросили в темницу? Может ты сразу убьешь меня?

Похоже гном действительно был подростком.

– Ну ты же не убийца. Значит я тоже могу быть безобидным…

– Ну, я… – он запнулся, а потом вдруг заговорил более уверенно. – Убивал очень много людей и нелюдей! Меня и заперли в эту тюрьму, потому что я самый…кровожадный убийца в Ниаммии! Если ты попробуешь покуситься на мою жизнь, я тут же убью тебя, человек…Понял?

Было видно, что мальчишка‑гном сочиняет на ходу, но, если не сыграть по его правилам, этот трусливый нелюдь так и не освободит меня.

– Я понял тебя, Гивли, – ответил я. – Должен тебе сказать, что мне очень страшно находиться с тобой в одной камере.

– То‑то же, – ответил он, выглядывая из‑за своих коленей.

Затем встал на четвереньки и подполз ко мне. Когда он раскрыл кулак, я увидел, что у него в ладони прятался небольшой камень, который гном уже успел заточить за время своего заключения. Несколько минут и орудие неандертальцев, распороло веревку, сковывающую мои движения. Я тут же освободил свои ноги. Гном уполз обратно в угол.

– Свобода, – проговорил я, вставая на ноги и растирая свои запястья. – Где мы?

– Поднебесная, – бросил дистрофик.

– Что еще…за поднебесная?

– Главная тюрьма Аркалиса.

– Ясно. Как нам выбраться отсюда?

– Никак, – уверенно ответил подросток. – Я сижу здесь уже десять лет и твое появление – первое, что заставило дверь этой темницы открыться. Зато, если ты притаишься и будешь очень тихо сидеть, то возможно сюда заползет крыса и мы сможем нормально поесть…

Гном сглотнул большую слюну. Я поморщился.

– А суд? Или какая еще херня? Они же не могут так просто бросить сюда человека или нелюдя и забыть про него?

– Только если кто‑то придет за тобой и отобьет силой. Я уже десять лет жду, когда за мной явится мой отец. Однажды он убьет всех этих орков и сделает меня королем!

Похоже мальчишка совсем тронулся и сочинял новую историю. Выхода не было. Шанс выйти из тюрьмы у меня был только один – убить его, чтобы переместиться в Итранию, и если не воспользоваться им, то Ласковой Тени конец, и этому миру тоже. Как же мерзопакостно было идти на это, но гребаная магия всегда заставляет что‑то отдать взамен прежде, чем получить.

Далеко за решеткой, орк, притащивший меня в темницу, бросил мой рюкзак. Он был раскрыт вне досягаемости, но из него вывалился старый‑добрый фаллоимитатор, захваченный мной на случай грандиозного празднования освобождения Ласковой Тени. Он лежал довольно близко. Я лег на землю и протянул руку в надежде дотянуться до будущего орудия убийства. Еще немного. Еще чуть‑чуть. Мои пальцы уже касались резиновой головки и подталкивали игрушку все ближе. Получилось. Сперва я подумал, что смогу забить ей гнома насмерть, но теперь понимал, что предмет сложно использовать не по назначению. Даже камень Гивли весил больше.

– Послушай, Гивли… Тот камень, которым ты освободил меня… Покажешь мне его поближе?

Дистрофик посмотрел в ответ подозрительным взглядом.

– А ты не отберешь его?

– Нет, конечно. Ведь ты самый опасный убийца во всей Ниаммии! Если я поступлю так, то ты отомстишь мне. Ведь правда? Я не ищу смерти.

Исхудавший гном взбодрился от того, что я поверил в его историю и впервые даже встал на ноги, чтобы протянуть мне заточенный камень. Я взял острый предмет.

– Тяжелый… – заключил я, покачивая руку, в которой теперь он лежал.

– Зато в бою… – хотел сказать мальчишка‑гном, но не успел.

Я размахнулся и воткнул камень прямо в глаз гному. Пока он не начал мучиться и не понял, что произошло, я ударил ладонью во впившийся в череп дистрофика камень, а стена, остановившая его затылок, помогла вбить его поглубже и Гивли рухнул на пол истекая кровью.

– Прости, малыш, – сказал я, качая головой. – У меня не было выбора. Твой папа скажет мне спасибо, когда мы остановим зомби апокалипсис.

Я приложил руку к вытекающей из его глазницы крови и произнес:

–Itrania Viahgi Luan’i!

Морозный ветер, пронесся по камере, и я тут же очутился в Итрании. В параллельном мире, где выйти на свободу было гораздо легче. Судя по тому, что две параллельный вселенные абсолютно противоположны, то попасть я должен был во…дворец?

Я находился посреди красной комнаты. Окно занавешивали красные бархатные шторы, в углу стояла софа такого же цвета, на стене висела картина с изображением эльфа в рыцарских доспехах на фоне алого заката, а доспехи, собранные в углу в человеческий рост, словно в музее, похоже выполняли не только эстетическую функцию.