Жар-птица

Ирина чувствовала себя в каком‑то нескончаемом кошмаре. Сначала эта вода, потом карабканье на чердак, сейчас он говорил, что она должна раздеваться. И все это подкреплялось совсем неприличными поглощающими взорами этого молодого гвардейца, от которых ее щеки прямо горели. Но самое печальное то, что она была сильно голодна. Ведь с утра, отправляясь в храм, она выпила только воды. Сейчас же день клонился к вечеру, а ее желудок непрерывно урчал от голода.

– Не буду я смотреть на вас, если вы этого боитесь, – заявил Александр, отчетливо видя в ее глазах сомнение. Она явно жаждала обсушить одежду, но ее воспитание, похоже, не позволяло раздеваться при незнакомом мужчине. Он быстро встал и отвернулся от нее, расстегивая свой мундир. – Я отвернусь. Повернусь, только когда вы дозволите мне.

Стянув мундир с широких плеч, Александр, не оборачиваясь, протянул его девушке, заведя руку за спину. Она не взяла, и он настойчиво велел:

– Берите, говорил вам, Ирина Николаевна, не упрямьтесь.

– Нет.

– Прекрасно, мадемуазель Упертость, – выпалил он едко, оборачиваясь и сверкая на нее глазами. – Но когда на вашей могиле напишут «Умерла от переохлаждения, оттого что имела непомерную гордость», я первый буду оплакивать вашу кончину.

– Зачем вы говорите так? – пролепетала она несчастно, дрожа всем телом.

– Оттого что вы уже бледны как полотно, и ваши губы синие от холода. Вы же еще рассуждаете, раздеваться вам или нет. Раздевайтесь, я вам сказал. Это приказ! Вы слышите меня? – выпалил он, уже заводясь от ее упрямства.

– Вы мне приказываете? – опешила она от его властного тона.

Все три часа, с того момента, когда он вытащил ее из кареты, Измайлов говорил с ней вежливо и даже как‑то заискивающе. Теперь же он словно поменялся или как будто открылся с другой стороны.

– Именно! Приказываю, – кивнул он утвердительно, сверкая на нее глазами.

– И по какому праву вы…

– По тому праву, что я старше вас и опытнее. По тому праву, что я не прощу себе, если вы умрете от переохлаждения, и винить буду в этом себя!

– Боже, зачем вы так говорите?

– Сударыня, раздевайтесь немедля! – он насильно сунул в руки Ирины свой мундир. – Я более не желаю слушать ваши отговорки. Сейчас вы не в той ситуации, чтобы играться в эти ваши достоинства и стыдливость. Я отвернусь, чтобы не смущать вас.

Спустя миг он демонстративно отвернулся.

Она стояла в нерешительности еще минуту, а затем начала стаскивать с себя мокрый редингот, платье и нижнюю юбку.

– Чулки и ботиночки тоже снимайте. Прикроете ноги моим плащом.

– Хорошо, – послушно кивнула она, смотря в его спину и видя, что он даже не шевелится.

Алекс терпеливо дожидался, пока она разденется и накинет его одежду. И только после того, как она затихла, спросил:

– Вы закончили?

– Да, можете поворачиваться, – глухо ответила она.

Он обернулся и быстро окинул ее взором. Мундир был невозможно велик ей в плечах и в длину, закрывая верх бедер. Она сидела на скамье, укутав ноги и бедра в его плащ. В этой одежде не по размеру она показалась ему невозможно милой и хрупкой. Быстро приблизившись, он подтянул скамью с девушкой к огню.

– Надо платье… – начала Ирина.

– Я повешу сушиться, не беспокойтесь. Сидите, грейтесь.

Проворно подтащив старый стул без сиденья, он перекинул через него ее мокрое платье, чулочки и нижнюю юбку. Ботиночки ее поставил ближе к теплым кирпичам, а редингот повесил на выступ трубы.

Ирина следила за ним, видя, что он ведет себя естественно и спокойно. И его явно не смущала эта странная ситуация. Но ее все это очень нервировало. Расскажи кому, что сейчас она творила в обществе этого поручика, позору не оберешься.

– Вы голодны? – спросил он вдруг.

– Очень, с утра не ела ничего.

– Правда? – удивился он и полез в свою небольшую поклажу, стоявшую у лавки.

– Вот, вчерашняя баранка, будете? Во время вахты не съел.

– Да, благодарю, – закивала она, обрадовавшись.

Быстро засовывая в рот черствую баранку и ощущая тепло, идущее от огня, которое уже окутало ее всю и согрело, Ирина даже почувствовала некую радость. Она вдруг улыбнулась Измайлову.

– Благодарю вас за все, Александр Григорьевич. Вы сегодня мой ангел‑спаситель, не иначе, – пошутила она.

Он ласково улыбнулся ей в ответ, присаживаясь рядом.

 

Глава III. Друзья по несчастью

 

– Может, поговорим о чем‑нибудь? – предложил Александр.

– О чем же? – Ирина обратила на него нежный взор, отмечая, как его ясные голубые глаза светятся добром, преображая скуластое бледное лицо и делая его невозможно красивым.

Поджав под себя ноги, девушка посильнее укуталась в его теплый плащ, ощущая приятное тепло, исходившее от небольшого костерка внизу.

– Как вы оказались на улице в такую рань и одна?

– Возвращалась из церкви с утренней литургии.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Я не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос, – смущенно ответила она. – Это неприлично с вашей стороны, спрашивать меня б этом, сударь.

– Кроме нас тут никого нет. Почему бы не говорить открыто?

– Вы правы, мы одни здесь. Но все равно ваш вопрос весьма бестактен, – медленно, но беззлобно заметила она.

– И все же сколько вам лет, сударыня? – настаивал он и улыбнулся ей. – Шестнадцать? Семнадцать?

– В январе будет восемнадцать, – пролепетала она тихо.

– Это замечательно. Вы обручены?

– Нет. Какое это имеет значение? – удивилась она, смотря ему в глаза. – И вообще, почему задаете вопросы только вы?

– Спрашивайте, я отвечу, – кивнул он.

– Вы давно служите?

– Почти восемь лет. В семнадцать поступил на службу в Семеновский лейб‑гвардии полк, – ответил Измайлов и тут же поинтересовался: – Когда ваш батюшка намерен вывозить вас в свет?