Золотой Рассвет и Серебряный Буран

– Огня? – не понял Верес. Но догадался на расстоянии приблизить руку к плите. – Горячо… То есть греет без огня? – его глаза оставались спокойны, но сам он был удивлён и всё больше влюблялся в этот мир. – Как много теряет отец… Как много теряем мы все…

– Это точно, – Аулия взглянул ему в чёрные глаза и улыбнулся. – Ведь так жить удобнее и проще… В наших поселениях тоже прекрасно, я никогда ни на что не променяю секунды, когда я босой хожу по тёплым мраморным плиткам, нагретым солнцем, но… Надо признать, что мы значительно отстаём от мира.

– Вот бы показать это отцу… – серьёзно сказал Верес.

– Не стоит. Ему триста лет. У него свой мир, – отрицательно, но по‑доброму закачал головой Аулия. – Мне сто лет, Верес, и я знаю, как трудно перестроиться.

– Но ты же смог, – улыбнулся ему Верес.

– У меня не было выбора, – мягко ответил ему Аулия, с теплотой вспоминая Араме. – Это был приказ твоего отца. Мог ли я ослушаться?

– Отец добр… – напомнил ему Верес, пальцами то добавляя на варочную панель огня, то уменьшая его.

– Потому я и не мог, – Аулия мечтательно улыбнулся, вспомнив мудрого спокойного короля, потом взглянул на Вереса – но тот был копией своей покойной матери. Кроме тактичности и спокойствия. Этим он был в отца.

 

***

 

В тени пышного сада города драконов пение птиц заглушал вопль негодующего второго принца семьи Лаятте. Дэрадо, ходя из стороны в сторону, обрушивал ругань на старшего брата перед двумя друзьями – миловидным златокудрым Ахиллом, облачённым в тунику, оголяющую одно плечо, и вплетавшим в длинные кудри цветы, срываемые тут же, с клумбы; и высоким, крепким, мрачным парнем со следами драконьих укусов на плече – Андалузом, который от неудовольствия теребил серьгу‑монетку на тонкой цепочке.

– Мало того, что мой брат станет королём, так он ещё и вздумал уехать! Просто свалить от нас! – тяжело дыша, Дэрадо ударил в ствол яблони мощной рукой, и деревце испуганно затряслось, роняя лепестки. – В то время как я всегда здесь и что?! Что с того?! Я всё равно не получил НИЧЕГО!!!

– Ну, он же вернётся… – лениво растянул слова Ахилл, накручивая на палец прядку волос, и глянул на своего грозного советника – Андалуза. – Вот вернётся – поговори с ним, он не особо горит жаждой власти, вдруг уступит? – Ахилл потрепал кончик волос и выпустил его из изящных длинных пальцев с острыми ногтями.

– На твоём месте я бы не прохлаждался, а занялся делом, – прервал их беседу низкий голос Андалуза. – И доказал отцу, кто истинный правитель. Иди и…

– Точно! – Дэрадо стукнул себя по руке кулаком. – Я просто возьму и… убью его, – кончики светлых волос парня стали краснеть, а взгляд чуть затуманился. – Чего проще. Этим я докажу свою силу, этим же лишу отца первого наследника, – он отвернулся, о чём‑то задумавшись, и через плечо глянул на друзей.

– Эй‑эй! – возмутился Ахилл. – Это ещё что, Дэр!

– Не глупи, умерь свой пыл, – не поверил ему Андалуз. – Верес хоть и тихий, но силён. И он – твой брат.

– Мы никогда не были близки. Он только мешается мне. Всегда мешался.

Волосы Дэрадо совсем покраснели, исчез блеск благородного золота и вылез алый оттенок, предвещающий рассвет крови.

«Всю мою жизнь, всё детство нас сравнивали с Вересом не в мою пользу…» – зло думал Дэрадо. – «Я не понимаю своих чувств к нему, я пылаю, я весь горю от мысли его убить! Я любил его в детстве, но неужели это – в прошлом?! Верес должен, как и его мать, остаться в прошлом. Ведь… Будущее за мной и моей матерью. Это же настоящее моего отца?..» – сердце его бешено колотилось, так, что на мгновение даже потемнело в глазах, но парень сделал глубокий вдох и наваждение прошло.

Советник и господин переглянулись, и Ахилл понял, что Андалуз не собирается оставлять друга без присмотра.

– Решил. Я отправляюсь за Вересом и будь что будет, – Дэрадо отвернулся и пошёл прочь от друзей. Те ещё раз переглянулись: Ахилл – растерянно и нерешительно, Андалуз – уже всё поняв и приняв.

– Будь я проклят, если он что‑то учудит! – зашипел Ахилл, вытряхивая из волос рукой цветочки. – Папаша нам головы свернёт!

– А у нас иного выхода и нет, как присматривать за ним. Тебя жизнь ещё не научила ничему, когда он пытался в детстве прибить Вереса за то, что тому король пожаловал большую комнату, чем ему?

Ахилл тяжело вздохнул и запахнулся в тунику плотнее:

– Ну… Я надеялся, он вырос. А Дэр остался прежним ребёнком.

– Злым ребёнком.

 

***

 

Это была светлая белая и просторная лаборатория в подвале под усадьбой. Чуть зудели многочисленные плоские лампы под потолком, сияя белым, слишком искусственным светом. У стен стояли многочисленные шкафы с реагентами, книгами, холодильные камеры с препаратами, замороженными в годах.

Над тонким металлическим столом склонилась женщина в белом, испещрённым древнеэсинскими иероглифами платке, покрывавшем голову, в защитном белом костюме и резиновых перчатках. Её короткие чёрные волосы, стриженные под каре, были убраны за уши, на шее висели многочисленные божественные амулеты на шнурках, а на губах застыла мечтательная улыбка. Женщина одной рукой листала старый дневник с формулами, описаниями экспериментов и зарисовками, сделанными старыми чёрными и коричневыми карандашами, выцветшими и полустёртыми; другой рукой, чуть подрагивающей, она держала мензурку. Вычитав нужное, женщина коснулась деления на мензурке, и вода осветилась белым клубистым паром. В секунду в стакане жидкости стало столько же, сколько указывал палец женщины на делении.

– Вот столько… – тихим шёпотом торжественно произнесла она и призывно крикнула. – Лукис! Войди, пожалуйста!

Белая дверь лаборатории неслышно открылась, и за ней показался высокий парень без защитного костюма. Один глаз его был слепой и белый, другой болотного цвета. Парень прошёл к женщине.

– Слушаю, – с лёгкой заинтересованностью проговорил он, останавливаясь близ неё. Женщина протянула ему мензурку, не сводя с неё глаз.

– Это лекарство, Лукис. Выпей, – наставительно сказала она, глядя пронзительными малиновыми глазами ему в глаза, и кивнула. Парень аккуратно взял из её рук лекарство, присматриваясь к жидкости.