Звезда услады
«Любви все возрасты покорны:
Её порывы благотворны
И юноше в расцвете лет,
Едва увидевшему свет,
И закаленному судьбой
Бойцу с седою головой.
Онегин, я скрывать не стану:
Безумно я люблю Татьяну!
Тоскливо жизнь моя текла.
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
Мне жизнь и молодость,
Да, молодость и счастье!…»
Оперное пение в живую, да с искренним чувством сопереживания, даже от самодеятельного талантливого исполнителя, напрочь затмит любой раскрученный шлягер какой‑нибудь гламурной поп‑дивы и креативного поп‑идола.
Величавыми жестами Григорий умело усиливал эстетическое воздействие на благодарную слушательницу, всю обращенную во внимание. И она смогла услышать в арии не только красоту звука в самом приятном тембре, но и глубину душевных терзаний…
Потрясенная, Олеся не сразу и пришла в себя. После некоторой паузы, когда её волнение достигло вершины, она разразилась горячими аплодисментами, в завершение которых прыгнула на шею Гоши и оставила маленький благодарный поцелуй на громогласном рте.
Как ни был невинен поцелуй, но всколыхнул другую дремлющую силу. Гоша торжествовал: ему удалось снять защиту, угадать секретный код сегодняшнего настроя милой слушательницы. Выплеснутое обожание будет испито до конца. Губы приготовились творить другую арию – без слов и также выразительно.
Руки сомкнулись за спиной хрупкого тоненького девичьего тела и оторвали восторженную девушку от пола. Поцелуй, прежде невинный, начинающий артист уловил, задержал и дал ему перерасти в глубокое переплетения двух языков, четырех рук и ног. Совершенно естественно наслаждаясь поцелуем, Олеся на весу, как в полете, опустилась на крепкую мужскую ось, нежданно‑негаданно выскочившую подобно эксклюзивной пружине из старинного дивана, и уверенно вошедшей в благодатное тело, чтобы организовать новые обоюдные движения в зеркальном исполнении…
2. Галактика любви
В кабинет Главной (руководитель отдела муниципального предприятия – МУП) Олеся опоздала ровно на пятнадцать минут. Вошла запыхавшаяся, с легкой испариной на бледном высоком лбу и выложила на стол свежий отчёт. И тут же обратила внимание, что титульный лист порядком помят. На листе помимо надлежащих надписей проглядывался контур, видимо, её сжатой ладони вкупе с отпечатком мужского коленка и характерным следом известного колечка с обильно нанесённой силиконовой смазкой.
Улыбнулась кончиками губ: натюрморт получился что надо! Что ж, как некоторые труженики расплескивают кофе на листы и сыплют туда же пепел, так другие оставляют следы от своих стимуляторов рабочего процесса.
Главная, сдерживая растущее раздражение, выпустила первый пар в замечании на опоздание, оставшееся – методично, с садистским удовольствием стала вымещать в разборе ошибок прежних отчётов.
Олеся слушала спокойно, в большей мере прислушиваясь к самой себе. Еще пульсировала жилка на шее, и сердце гулко стучало, с каждым стуком умеряя встряску от шквала полученного удовольствия. В правый уголок губ с легким жжением переместился поцелуй Гоши. Она вдруг подумала о левом краешке губ, где с утра так долго горел поцелуй другого влюблённого в неё мужчину.
Лишь она подумала, и легкое жжение возродилось и в левом уголке. Она невольно сравнила ощущения и находила их равнозначными, особенными и отличными друг от друга. Сравнения пошли дальше в другие детали – эта игра её забавляла. Между тем, Главная распекала её по полной программе. Голос крепчал, выражения употреблялись на гране приличия.
Олеся вдруг отвлеклась от занимательного и мягкого разбора, оказанного ей мужского внимания, и пристально посмотрела спокойным твердым взглядом прямо в лицо начальнице, так что та от неожиданности поперхнулась. Олеся рисковала, потому что хорошо знала: как нельзя смотреть в упор на взъярившуюся псину, так и на изошедшего гневом начальника.
Тогда, чей взгляд тверже, чья позиция вернее? У Главной существенные преимущества: кабинет, грандиозное кресло, закреплённое распорядительной документацией право диктовать свою волю. У Олеси всего лишь декларативное право любого человека в любой ситуации чувствовать себя именно человеком. Вслед за взглядом пришла мысль: за что её Главная так ненавидит? Ведь ненавидит и мурыжит, и гнобит с удовольствием похожим на сладострастное.
С легким прищуром и совершенно безбоязненно Олеся смотрела и видела всего‑то располневшую броскую дамочку. Яркие полные губы на сытом лице, пышный бюст, уравновешивающий не менее пышное седалище, грива тщательно уложенных крашеных волос с когда‑то модным ярко‑рыжим оттенком, следы лифтинга… выщипанные брови с татуировкой вместо них – ого! – она явно подсела на услуги косметологов!
Когда‑то эта дамочка была, пожалуй, в немалом спросе у известного типа мужчин, и теперь утраченную молодость и свежесть с половинчатым успехом пытается поддержать, а то и восстановиться искусством косметологов. Может быть, это и есть искусство – в сморщенное яблоко вспрыснуть формообразующие растворы и подать как свежее.
Вспомнились байки про Главную, что она ещё какая светская львица и кошка. Как иные не пропускают ни одной юбки, так и она не пропускала ни одного чего‑то бы стоящей мужской особи. И, быть может, чин её обязан правильности применения одного известного места… Бедного муженька держала при себе прислугой, поуважительнее – домохозяином.
Олеся знала, что такие энергичные, хитрые и коварные дамочки бахвалятся количеством попользованных мужиков, как будто в этом есть какое‑то подтверждение собственной выдающейся сексапильности. Настоящая женщина должна иметь несколько мужей и не один десяток любовников – этот известный постулат для Олеси то же, что и варварские обряды племени тубо‑юбо…
Когда она примеряла прошлое дамочки к себе, тут же ёжилась, и невольно безбоязненный взгляд полнился оттенками брезгливости и гадливости. Не поэтому ли руководитель отдела МУП так жестка и придирчива? Главной бы презрительно фыркнуть на гордый вид непреклонной подчинённой.
