175 дней на счастье
– Нет‑нет, ничего не хотела. Просто слышала, как Ксения Михайловна с медсестрой разговаривала о тебе. Они говорили о твоих мигренях, я потом еще в интернете посмотрела, почитала… Так это все страшно! Вот и спросила, как ты…
– Спасибо, все прошло.
– А это у тебя из‑за чего?
– С детства. Врачи во время родов налажали, в шее что‑то повредили.
– А это лечится?
– Только гильотиной.
– Соня, да что ты там с этой… – крикнула Маша.
– Подожди, – оглянулась Сонечка.
Они замолчали. Леля недоумевала, зачем она подошла к ней, а Сонечка так и продолжала стесняться. Не решившись на что‑то, она, пожелав здоровья, вернулась на свое место. Леля хотела снова надеть наушники, когда услышала сердитый окрик.
– Слушай, ты!.. – сказала Маша, всем телом оперевшись на кулаки, которые поставила на парту. Класс с интересом затаил дыхание. – Если думаешь, что я просто забуду, что ты мне в рот тряпку запихнула, даже не думай!
– Да успокойся уже, – сказала Леля.
– Если ты думаешь, что тебе тут, такой королеве, все можно: и за волосы таскать, и плакать из‑за больной головки, то вот нет! Нет! Мы тут все равны, вообще‑то. И уж поверь, директор уже знает обо всем.
– Стукачка несчастная, – бросила Леля зло и отвернулась к стене. В наушниках специально сделала музыку громче, чтобы не слышать, что говорит ей Маша.
В класс вкатилась Зоя Ивановна, тяжело дыша и с трудом переставляя маленькие пухленькие ножки.
– Садимся‑садимся, дети мои, – удивительно бодро и звонко сказала она, – успокаиваемся.
Леля вздохнула. Она не выносила точные науки, хотя ради справедливости стоит сказать, не потому, что ничего не понимала и была круглой дурой, как ее назвала Маша, а просто потому, что ленилась сидеть над учебниками. Недостаток теоретических знаний мешал Леле продумывать верное доказательство в задачах, хотя на уроке она схватывала все быстро.
Тем временем Зоя Ивановна уже зачитала условие и спросила, кто хочет к доске. Все молчали.
– Илюша, давай ты!
– Задача легкая, может, кто‑то еще хочет попробовать, – откликнулся Илья.
Ах, конечно, для этого всезнайки все очевидно. Леля пробежала глазами такое огромное условие, что к его концу уже забыла, с чего оно начиналось. Не увидев других желающих, которым так любезно уступал, Илья все же вышел отвечать. Он быстро исписал полдоски. Леля не успевала за его мыслью.
– Стой! – звучно сказала Зоя Ивановна, оторвавшись от маленького зеркальца, в котором проверяла, как лежит малиновая помада на губах. – Ты пропустил несколько действий.
– Они же простые. Я в уме их сделал. Мне кажется, все это понимают.
Поразительное простодушие. Они же простые. Конечно, легче легкого. Раз плюнуть. Как два пальца об асфальт. Проще пареной репы.
Ну что за человек!
– Илюша, на факультатив ходишь только ты, поэтому нужно объяснять.
Илья нахмурился. Было видно, что мысль его далеко впереди, и тратить время на объяснение элементарного, как он считал, ему не хотелось. Но пришлось подчиниться. Но даже с его короткими объяснениями Леля не поняла многие пункты, а спрашивать не стала: слишком неуютно она себя чувствовала в классе. Леля оставила попытки угнаться за Ильей и весь оставшийся урок сверлила взглядом его затылок и подпитывала внутри чувство большого, едкого и искреннего раздражения.
После уроков Ксения Михайловна ждала Лелю около раздевалки.
– Завтра пойдем к директору, – сказала она неодобрительно. – Он хочет обсудить твое поведение.
Леля вышла из школы в плохом настроении. Кажется, сколько раз ее уже отчитывали в кабинете директора за всю жизнь? Не сосчитать! И причины были разнообразными: курение в туалете, опоздания, прогулы, вызывающий внешний вид… Но почему‑то в этот раз стало особенно обидно, и сил, чтобы пережить нападение, она в себе, как назло, не могла найти: сказывалась слабость после мигрени.
Стояли холода, но снег еще не выпал. Леле было жалко эту оледеневшую, погибающую землю и кричащие в плаче от пронзительного ветра деревья. Снег их укрыл бы, спас. Но нет снега. Только беспощадно нависает суровое небо, затянутое серыми, почти бесцветными тучами.
Леля наступила на заледеневшую лужу. С нежным тихим треском разбежалась по ее поверхности паутинка.
– Леля! – услышала она оклик позади и удивленно обернулась. Кто мог ее звать? За две недели она не завела приятельских отношений ни с кем, кроме Нади, но та почему‑то в школе не появлялась.
От школьных ворот к ней быстро шла Сонечка. Одета она была простенько. Дубленка явно старенькая, кое‑где торчали нитки. Шапка как из Лелиного детства: белая, шерстяная, похожая по форме на каравай с прорезом для лица. Сапоги черные, с тупым носом, такие, Леля отметила, уже лет десять не в моде. Когда они поравнялись, разрумянившаяся на морозе Сонечка выглядела очень мило, из ее рта легкой дымкой вылетал теплый воздух.
– А ты где живешь? – спросила Сонечка.
Леля назвала район.
– Ой, это совсем другая сторона… Но давай до остановки вместе дойдем, ты не против? Или ты такси ждешь?
– Давай дойдем.
Шли в молчании. Леля с интересом ждала, что будет дальше. И снова на миг ей стало страшно: что, если обманет, подставит? Машина ведь подружка. Кто их знает…
Свистел ноябрьский безжалостный ветер.
– Холодрыга какая! – Сонечка поежилась и втянула голову в плечи. – Тебе не холодно в такой короткой куртке?
– Нормально.
– Знаешь, мне очень нравится твой макияж.
Всегда так ярко, блестки… Я ни за что не решилась бы так!
– А что в нем такого, что ты не решилась бы?
– Ну как… Все будут смотреть, удивляться. А такую яркость надо суметь выдержать. Нет‑нет, мне хотелось бы спрятаться.
– Послушай, – вдруг вырвалось у Лели, – а ты не хочешь посидеть в кофейне? Вот там чуть подальше есть. Я как‑то заходила со знакомой, кофе был вкусным.
– Кофейня… – Сонечка замялась и посмотрела в ту сторону, куда указывала Леля. – А сколько там… Какие там цены?
– Ты не была никогда? Ну рублей двести за чашку.
Глаза Сонечки округлились, и она шепотом повторила:
