Адский Тандем
Рука юноши снова дрогнула, и тонкая струйка кипящей смолы скользнула из‑под острия стали. Владыка даже не дрогнул. Встрёпанный юноша обернулся к вошедшему, ища в нём поддержку и поощрения, но наткнулся на жадный насмешливый взгляд.
– Убей его, – махнул рукой тот. Небрежно, играючи. Будто хозяин своему ничтожному служке.
Юноша нахмурился. Разве таков был договор?
– Но как же? – заколебался он. – Мы ж договаривались просто захватить власть…
– Прикончи этого ублюдка! – рявкнул мужчина, но, уловив отблеск упрямства в синих глазах, тут же смягчился. – Я помню наш уговор, но ты тоже должен понять. Пока жив твой дед, у Ада не будет другого Властителя.
Громкий смех прокатился по залу.
– Бедный, обманутый мальчик. Как легко ты позволил обвести себя вокруг пальца? Разве этому я тебя учил?
– Заткнись! – зарычал мужчина в плаще, вкладывая в каждое слово всю свою ненависть.
Юноша вздрогнул, очутившись меж двух грозных мужей.
Владыка подался вперёд, наклоняясь над внуком, и липкая струйка на шее хлынула с новой силой. Парнишка испуганно охнул, оказавшись лицом к лицу с властным дедом. Глаза их встретились, и кобальтовая синева чистого могущества столкнулась с благородной бирюзой юношеского максимализма. Взгляды схлестнулись. Столкнулись, смешались и увязли друг в друге, проваливаясь в общее и давно позабытое.
Вот он, совсем ещё малыш, рыдает над сбитой коленкой, а над ним склоняется он. Дед. А в глубоких глазах тревогу сменяет спокойствие. Дед что‑то шепчет ему ласковое, тягучее и накрывает рану широкой ладонью. Мгновенье, и боль отступает. Дед убирает руку и ерошит ему пушистые волосы. А на коленке уже ничего нет, лишь тонкая плёнка блестящей кожи.
Плечи юноши дрогнули, опустились.
И снова перед глазами возник образ деда.
Грозный, скорбный, склонившийся над неподвижными телами матери и отца. Его стиснутые в безутешном молчании губы. Жёсткий блестящий взгляд, а внутри целое озеро горькой влаги. Его сжатые кулаки и побелевшие костяшки напряжённых пальцев. А к ноге деда прижимается он. Крошечный мальчик с растерянным взглядом. Не сводящий глаз с липкой лужицы, растекающейся под телами. С саднящей болью в опустевшей душе и единственным родным человеком во всём мире.
Юноша отшатнулся. Меч с грохотом вывалился из ослабевшей руки. Горестное раскаяние затопило заблудшую душу, и дрожащие губы раскрылись, выпуская на волю слабый звук. Едва слышный, но как гром с небес значимый.
– Прости, дед…
И тут же мир перевернулся.
От стен потянулись густые тени. Юркими змейками нырнули в толпу, стремительными жалами правосудия, когтями возмездия.
Мужчина в плаще растерялся. Лицо перекосила гримаса страдания. Вытаращив глаза, он смотрел на то, как грозной величественной статуей поднялся на ноги тот, кого он уже считал побеждённым. А рядом с ним выпрямлял свою спину предатель, опираясь на руку того, кого только что едва не прикончил.
Смотрел и не верил глазам. Этот Трон, этот Зал уже должны были принадлежать ему! Только ему… Разве не он положил всю свою долгую жизнь на кон, связавшись с этим треклятым мальчишкой? А теперь…
– Предатель! – злобно зашипел он, прожигая взглядом ненавистную фигуру несостоявшегося убийцы.
«Какая же непостоянная девица, эта Фортуна…» – пронеслось в голове.
А вокруг него уже сгрудились приспешники. Своими телами закрывали они своего обманутого Повелителя, гибли, но оттесняли того прочь из Адского зала. Подальше от смертоносных укусов Теней, подвластных лишь одному Владыке Ада. От его скорого и беспощадного воздействия. Не раздумывая, впопыхах. В запретный срединный мир. Туда, где можно спокойно зализать раны. Где людское неверие сыграет им на руку. Где, пополнив ряды своей разгромленной армии, Повелитель вновь вскинет голову и обратит пылающий взгляд в сторону отринувшей его колыбели.
***
Он брёл по каменистому плато, бессильно загребая ногами багровую пыль.
Он, недавний отступник, и те, против кого он совсем недавно обнажил меч.
Понуро опустив голову, он корил себя, ругал почём зря, не в силах поднять лицо и взглянуть в глаза своим воинам.
А те молча шагали вперёд. Не осуждая, не кляня, а лишь сурово насупив кустистые брови.
Каким же он в их глазах должен казаться глупцом, раз поддался влиянию Кроля.
Того, кто издавна плёл паутину интриг вокруг правящего семейства. А задурить голову юному принцу и переманить на свою сторону, было, видно, верхом желаний.
И только лишь строгий взгляд деда не позволил скатиться непутёвому внуку на самое дно и собственноручно отнять драгоценную жизнь.
Жизнь Владыки, правителя, единственного оставшегося в живых родича.
Глаза защипало, наверное, от стыда, обиды и сожаления. Он поперхнулся, неловко споткнулся и сбился с шага. Тут же спохватился и, выпрямив спину, гордо развернул плечи.
Негоже наследнику престола показывать подданным свою слабину.
В синем взгляде полыхнул алый отблеск, желваки заходили под натянутой кожей острых скул. Губы стянулись в тонкую линию, зубы скрипнули. И, глубоко втянув в себя воздух, юноша резко выдохнул. Кожу взбудоражил озноб.
Спрятав меч, он собрал в кулак остатки воли и не колеблясь вошёл в родовой замок.
***
– Пасть духом – это нормально. Главное – суметь снова обрести себя. А сделать это можно, только если понять случившееся, смириться с ним, принять и очистить душу покаянием! – рычащие нотки во всегда властном голосе на этот раз не пугали. Они, будто вплетаясь в каждое слово, проникали в саму суть сгорбленного у подножия престола юноши. – Не печалься, мальчик… Ты ещё молодой да глупый, однако сердце твоё умнее разума, – положил мужчина на голову юноши широкую длань. Тот будто бы сжался, ожидая удара, съёжился, зажмурив глаза, но толстые пальцы лишь взъерошили кудри, и тяжесть с головы мгновенно исчезла.
Юноша облегчённо перевёл дух, но тревога не отпускала. То, что сегодня натворил он – непростительно. И не стоило ожидать полной пощады от сурового деда.
Шумно выдохнув, Владыка поднялся. В лице его вспыхнула боль.
Он и не представлял, что ему делать с этим наивным мальчишкой, так похожим на свою покойную мать. Его девочку. Милую, добрую и так рано ушедшую.
Дворцовые интриги опустошили её ранимую душу, погасили пламя в глазах… Таких же синих, как и у её сына.
Почесав подбородок и крякнув, мужчина принял решение.
– Ступай за мной, Луцианус.
Покорно склонив вихрастую голову, юноша встал на ноги, выпрямился и тревожно взглянул деду в глаза.
Не было там ни гнева, ни обиды, ни привычной суровости, лишь скорбь и печаль.
Юноша выдохнул и виновато потупился.