Афина

– Это кто, постоянно мотает головой на левом краю сцены? – Заорал Шахман в наушниках.

– Вася, Вася! Перестань выглядывать, дуй рывками, я буду тебе говорить, что с дымом, – повторял Семён в рацию.

Косматая голова Василия немедленно перестала маячить, дым постепенно приобрёл нужную плотность и «правильно» завис на сцене. Зрители заполнили почти весь зал и с нетерпением ждали начала концерта.

– Всё, парни, приготовились. Вася, дым шикарный, работай в таком же режиме. Миша, Серёга внимание в правую кулису, оттуда пойдёт артист. Лёша, прицелься, луч только по пояс.

Свет в зале погас, и первый артист выбежал на сцену, открывая музыкальную премию известного лейбла. Шахман упёрся в монитор, переключаясь между человеческими камерами и камерами дронов. Съёмка началась. К бригаде Семёна у него не было претензий, свет работал как часы. Только однажды произошло недоразумение – из‑за пьяного зрителя. Этот зритель случайно толкнул Алексея, и луч пушки, по косой траектории, метнулся вправо от артиста. Охранник, находящийся неподалёку, тут же оттащил пьяного прочь, восстановив тем самым работоспособность «светотехнической точки». Лёша, выругавшись смачным матом, закрыл луч, но не смог прицелиться – лобовой свет со сцены ослепил его и он, пытаясь не упустить «подопечного», открыл луч шире, чем было небходимо, и на картинке в мониторе, артист немедленно «остался без ног».

– Бл‑дь, я сейчас, лично отпи‑жу этого идиота. Почему артист по сцене на коленях бегает, – заорал Шахман по связи.

– Лёха, меньше луч, по пояс! – Кричал Семён в рацию, закрывая микрофон телевизионной гарнитуры ладонью.

Луч, наконец, принял нужную форму, и Шахман незамедлительно набросился на другую жертву: «Ты куда летишь, это не гонка на время, кто управляет камерами»?

– Марат, – ответил старший оператор.

– Я убью этого татарина, он мне весь эпизод запорол.

Это был прямой эфир, без возможности монтажа. Именно поэтому, сюда и позвали Шахмана. Продюсеры знали, что он выкрутится из любой ситуации и всегда выправит картинку. А Шахман всегда звал Семёна и его бригаду, отдавая должное их высочайшему профессионализму.

– Пушкаря толкнули, – извинился Семён, – охранник не успел.

Шахман скривился в несимметричной улыбке: «Сёма, первое правило управленца, виноват всегда ты! Охраннику заплатите, огородите пушку колючей проволокой, мне нужен результат!» Семён, соглашаясь, кивнул козырьком. Олеся, устав от воплей сумасшедшего режиссера, поднялась на трибуну – на лобовую пушку к Алексею.

– Почему, его все терпят? Дали бы по роже! – Возмущалась она Лёше, – почему, его все так боятся?

– Его не боятся, с ним очень круто работать. Он почти всегда, всё снимает с первого дубля. С ним даже звёзды не спорят. Я ни разу не слышал. Он просто очень крут, и кстати, нас тоже считает лучшими. Если бы, не пьяный козёл, отработали бы чисто.

– Всё равно, не понимаю, – не унималась Олеся.

– Все привыкли и не обращают внимания на его вопли. Шахман всегда выбивает для всех, кто с ним работает, более высокие гонорары. В результате, все в плюсе, – терпеливо объяснял Алексей, ни на мгновение, не выпуская артиста на сцене из светового луча.

Больше технических «проколов» не было. Световая картинка концерта была идеальная. Звук чистый. Операторы работали вдохновенно. Во время финальной песни, когда зрители понесли к сцене цветы любимым артистам, Шахман поблагодарил всю бригаду: «Всем спасибо, отработали отлично. Не без ошибок, конечно, но, в общем хорошо!» Менее чем через час, публика разошлась, и техники принялись за разборку постановки. Со стороны казалось, что это был хаос, в котором нет никакого порядка и смысла. Фермы со световыми приборами были опущены почти до пола. Звуковые порталы разбирались на отдельные колонки. Километры кабелей извивались по полу. Кофры с открытыми крышками, перемешиваясь, беспорядочной кашей забили сцену. Ребята начали разбирать «свет». Одни выдёргивали кабели, и тут же бросали их на пол или оставляли внутри фермы. Другие снимали приборы и упаковывали их в кофры. Третьи уже разбирали освободившиеся фермы на составные части. Кто‑то сматывал кабели и раскладывал их по ящикам. Весь этот кажущийся беспорядок фиксировала камера, и с помощью программы рассчитывала вклад каждого техника в постановку. В такой системе никто не хотел отдыхать. К бездельникам программа была беспощадна. Программе не понравишься, её не разжалобишь плохим самочувствием или семейными проблемами. Если работаешь – работай. И, все работали. Через час приборы и пульты были упакованы в кофры, кабели разложены по ящикам. Программа сама вызвала робо‑грузовик и, рассчитав схему погрузки, отправила её на смартфон Семёна…

Алексей снял лёгкий экзо скелет, положил его в кофр и пошёл к ребятам, попрощаться. Они сидели на уличной лавочке около служебного входа, и походили на космонавтов в своих экзо костюмах, торчащих из под зимних курток. Ждали погрузку. Олеся с Семёном курили, а парни, запрятав бутылку коньяка в пакет, разливали бодрящую жидкость по бывшим «кофейным» стаканам – так отмечалось удачное завершение сегодняшней постановки. Вообще‑то, пьянство на постановках не одобрялось, но сегодня, Семён, в виде исключения, позволил промочить горло светотехникам, после такой нервной и заковыристой работы с щепетильным Шахманом.

– Пока! Пойду, оденусь в «космонавта», – помахал Алексей ребятам рукой, – не перепейте, а то будете грузить машину вместо 20ти минут – два часа, – намекнул он на историю из прошлого.

Да, так уже было однажды, когда навеселе, разбирали мелкую постановку почти всю ночь. Происходило это на Васильевском спуске, зимой, при 18ти градусном морозе. Чтобы никто не заболел, Семён принёс коньяк. К середине концерта, все кроме Васи, не вязали лыка. Когда приступили к разборке, началась «борьба» техников с каждым прибором и каждым кабелем. Работа не слушалась рук и разума. Было снято много смешного видео о негнущихся кабелях, и световых приборах не попадающих с первого и даже второго раза в кофр. Зато, когда приехал робо‑грузовик, все уже были трезвы – словно стёклышки. И один плюс во всём этом всё‑таки был – никто не заболел…

Подойдя к своей машине, Алексей бросил куртку в багажник, вытащил «костюм космонавта» и, прикрывшись автомобилем словно ширмой – чтобы не смущать зевак, начал неторопливо облачаться в кевларовые латы. Завершив одевание – нахлобучиванием огромного шлема на голову, Алексей начал запихивать себя во всей этой конструкции в автомобиль.

– Слава Богу, не надо самому вести машину, – зло пыхтел он, – а ведь ещё 20ть лет назад, у моего отца была машина, управлять которой, мог только человек.

Взрыв хохота, со стороны служебного входа, заставил его тело вздрогнуть, и костюм – вместе с Лёшей внутри, застрял в дверном проёме автомобиля. Как Винни‑Пух в кроличьей норе. Олеся выплюнула сигарету, и телефоном снимая всё происходящее, радостно побежала к Лёше.

– АЛЁНА, отодвинь сидение хотя бы на миллиметр, – у Алексея стало сводить всё тело. Подбежала Олеся и под всеобщий хохот принялась толкать Лёшу ногой. Автомобиль качнулся, и костюм с хрустом втиснулся внутрь машины.

– Так, – это Семён подошёл к ним, с интересом разглядывая смятую оболочку костюма, – сам ты не выберешься, Олеся поедет за тобой на такси.

– Зачем на такси? Сяду на второе сидение, – не согласилась Олеся.

– Так не пойдёт, – сдавленным голосом, еле выговорил Алексей, – меня и Васю лишат лицензии, и штраф огромный будет.