Ангелы, демоны, странники. Роман

«Это же – Антуан, лунный странник! – шептались за Антошиной спиной сверстники. – Он гот!» А девушки с придыханием добавляли: «Настоящий готический принц!» Слыша это, Антон чуть заметно улыбался уголками губ.

Да, Антон Луньев тоже не стал частью толпы. Но к шестнадцати годам он сделался кумиром той самой толпы, которую так презирал. Очевидно, его красивая загадочность была ближе и понятнее ей, чем жуткие тайны его брата.

 

2

 

В тот августовский день, о котором пойдет речь, семейство Луньевых уже вернулось из средиземноморского круиза. Но каникулы еще продолжались. Пустота и бесцельность ощущались с особой силой.

В сумрачном, затененном тяжелыми портьерами, зале с высокими арочными окнами, таинственными зеркалами и старинными картинами на стенах, гулко раздавался стук одиноких шагов. Шестнадцатилетний Антон, напустив на себя важный вид, медленно вышагивал по паркету с философским монологом на устах:

– Этот мир пронизан скукой, – повторял Антон, – пронизан насквозь. Что бы люди ни делали, чем бы ни заполняли свою жизнь, цель всегда одна – забыть о скуке. А я не буду о ней забывать. Я не боюсь смотреть ей в глаза!

Антон упивался собственной мудростью, ощущая себя единственным человеком во вселенной, отважившимся посмотреть в глаза самой страшной истине.

Он знал, что в эту минуту в зале – не один. Здесь находится наблюдатель, перед которым и разыгрывается эта гордая сцена. Искоса бросая взгляды в зеркала, Антон видел отражение дальнего угла за своей спиной. В сгустившихся там тенях различался силуэт высокой дамы в черном под черной вуалью. Антон давно привык называть ее Гекатой или княжной тьмы. Она была всегдашней спутницей его уединения. Ее одобрительная улыбка утверждала его в сознании собственной исключительности. Это был прекрасный мрачный мир, куда имели доступ лишь они двое.

Но подчас Антоше безудержно хотелось впустить в свой мир простой и ясный дневной свет.

 

3

 

В тот день Антон ощутил вдруг непреодолимую потребность поделиться своими мыслями хоть с одним живым человеком. Разумеется, о глупых одноклассниках не могло идти и речи.

Антоша отправился в офис своей матери, умнейшей из всех окружавших его людей. Надеялся ли он найти понимание? Или, возможно, хотел в последний раз заглянуть в разделявшую их с матерью пропасть?

Мир Регины Григорьевны Луньевой был насквозь пропитан рационализмом, мудрым, как математическая формула. Все здесь было высчитано, выверено, логически обосновано.

В офисе у Антоши закружилась голова от двух десятков снующих туда‑сюда, суетящихся, говорящих о каких‑то цифрах, сосредоточенных на своем деле людей. Среди них он ощутил себя лишним, праздношатающимся бездельником.

Безусловно, дело, которому эти люди отдавали все свои силы, должно быть важным. Да вот беда, сколько Антоша ни силился в течение многих лет, сколько ни выведывал у матери, не мог понять, в чем же заключалась великая цель ее дела. Зачем вставать в шесть утра? Зачем приводить в движение этот муравейник? Зачем нужны энергичность, лидерские качества, организаторские способности, практический ум, авантюризм?

Выяснялось, что цепочка последовательных «зачем?» не уходила в бесконечность, а упиралась в тривиальное понятие «деньги». Дальше задавать вопросы было уже незачем. Ценность конечной цели не вызывала сомнений. Доказательством тому служила роскошная жизнь семейства Луньевых.

Но почему‑то от этой земной, осязаемой цели становилось только скучнее. Это напоминало потолок, загородивший головокружительную бескрайность небес.

 

4

 

Если мать была для Антоши слишком рациональным человеком, то отец‑поэт, наоборот, – совершенно иррациональным. Так, быть может, перед ним и следовало бы раскрыть иррациональную бездну своей души?

Вечером того же дня в кабинете отца Антоше преградил путь одетый в ливрею человек. Это был недавний безработный алкоголик Ложкин, в прошлом активный участник самодеятельности своей фабрики, отлично справлявшийся теперь с новой ролью.

– Альберт Евгеньевич уехали‑с, в ночной клуб‑с, – угодливо улыбаясь, проговорил Ложкин, – и Ольга Пална с ними‑с.

Антоша знал, что Ольга Павловна Лягушонкова – нынешняя муза его отца. Эта эксцентричная дама объявила себя потомком каких‑то ей одной ведомых графов Лягушонковых и теперь сопровождала князя Лунного повсюду. Почти ежедневно Альберт Лунный, защищая дворянскую честь Ольги Лягушонковой, вызывал кого‑нибудь на дуэль. И всякий раз дуэль оборачивалась самым примитивным мордобоем.

Антоша подъехал к ночному клубу «Казанова», когда возле него уже стоял черный Джип Регины Григорьевны. Изрядно помятый поэт Альберт Лунный, понуро опустив голову, плелся за женой к автомобилю.

В общем, иррационализм отца на поверку оказывался не менее пошлым, чем рационализм матери.

 

5

 

Кого же оставалось избрать объектом откровенности? Может быть, бабушку? Уж она‑то без сомнения примет самое живое участие в его проблемах. Не сложно представить, как истово Клавдия Васильевна возьмется за борьбу с плохим аппетитом и неправильным режимом дня внука, как примется таскать его сначала по психиатрам, а потом по экстрасенсам, магам и ведьмам всех мастей.

Антон чувствовал себя витязем, стоящим на развилке трех дорог. Одна из них вела на торжище, другая – в блудилище, третья – на шабаш ведьм. Иных путей не было.

Впрочем, можно ведь было и уйти с развилки, не избирать ничего. Или же избрать это самое ничто.

 

6

 

Около полуночи Антона вдруг озарила совершенно простая идея. Он сам удивился, как это до сих пор не приходило ему в голову. Антон, кажется, нашел выход из своей безвыходности.

Если время – это враг, который сперва требует огромных усилий, чтобы его высвобождать, а потом отнимает не меньше сил, чтобы его убивать, то лучше, если его не будет вовсе. Если тебе абсолютно ничего не нужно от жизни, то, следовательно, тебе нужно это самое ничто, небытие. Среди пошлости окружавшего бытия одно лишь небытие виделось не пошлым.