Безликие
Ни‑че‑го. Ничего не откликнулось. Ничего не понимаю.
Хотя‑я.. У меня же есть еще какие‑то понятия.
Вот я понимаю, что я – человек. А человек ли я?
Ну, наверное. Но… Могу быть и растением… Может сижу под колпаком каким‑то…
Не‑не! Я человек, вот прямо чувствую это! Я человек и…
И – все – чистый лист. Не знаю, не чувствую, не помню….
Почему? Со мной что‑то случилось? Или со мной что‑то сделали? А если сделали, то кто? Какая сука это сделала?
«Я – объект эксперимента» – появилась мысль. И меня охватило негодование.
Твари! Гады! – мысленно кричу я. – Кто вы? Что вы со мной сделали? Ненавижу!
Эмоции у меня есть. Ругаться – могу. А толку?
Яростный всплеск эмоций ни к чему не привел. Никакого понимания не возникло. Никаких воспоминаний.
Я ничего не понимаю и… ничего не помню.
Осознала это и.. расслабилась. Вот дерьмо! Какие‑то ублюдки что‑то со мной сделали. Я ничего не могу изменить…
Бесполезно… – Шепнуло что‑то внутри и накатило безразличие. – Бесполезно…
И я стала растворяться, уплывать в небытие…
Картинка перед глазами, обозначающая крышку, поблекла, посерела, мотающиеся пятна исчезли. Светлое пятно, «крышка», стало темнеть и пропало. Ничего больше нет. Ни‑че‑го. И я погружаюсь в темноту. Только вяло копошащаяся мысль – что‑то, что‑то должно быть еще… – тревожит, не дает окончательно исчезнуть, раствориться в нигде….
Вялый процесс исчезающего осознания себя внезапно нарушили появившиеся клубы тумана, который ворвался в пространство перед глазами откуда‑то сверху.
Рявкнула сирена и тело (у меня все‑таки есть тело!) пронзили тысячи укусов! Вновь появившаяся крышка стала отодвигаться все дальше, туман усилился, и я даже стала чувствовать запах грозы.
Ох ты ж, кажется, я что‑то стала вспоминать! Вот слово «гроза» вспомнила! Гроза – что это? – Спрашиваю у себя, – запах раздраженной свежести, порыв ветра, молнии, огонь, боль, – всплыла цепочка ассоциаций. Похоже, я возвращаюсь в себя – вспомнила слово «гроза», почувствовала боль и запах, а еще мне стало холодно, и я задрожала. У меня есть тело! Не знаю, что со мной было мгновениями раньше, но сейчас я уже ощущаю все свое тело – и руки, и ноги, и туловище и даже голову! Я – не просто мысль и зрение! Мне стало радостно, хотя тело я стала чувствовать не само по себе, а только потому, что после «укусов» оно всё сильно заболело. Как будто я долго не двигалась и тело уснуло, онемело, а сейчас меня разбудили, «воткнули в сеть», и я ожила. А боль должна пройти, это временно, я уверена.
– Бэ‑два‑четыре, подъем! – раздался механический голос отовсюду.
Это мне что ли?
Сирена еще раз рявкнула прямо в уши.
– Бэ‑два‑четыре, на выход! – нет, всё‑таки голос раздался прямо внутри головы.
То, в чем я лежала, перевернулось вместе со мной, и я упала на пол, холодный и металлический.
Вставай‑вставай! – прошептала я себе. У меня почему‑то возникло ощущение, что необходимо встать как можно скорее, показать, что я собой владею, что со мной все в порядке… Ну, почти все.
Злобные кусаки, поселившиеся внутри, грызанули меня напоследок и резко пропали. И хорошо, не до них мне сейчас, надо встать. Собираю руки и ноги усилием воли, упираюсь ладонями в пол, подтягиваю колени… Кажется встаю понемногу, хотя ладони и стопы еще немеют. Ощупываю пол – холодный, металл. Нет, я еще не встала, стою на четвереньках, надо подняться. Это очень важно – подняться сейчас, встать на ноги. Не знаю почему.
Какое‑то внутреннее усилие, да именно оно, не физическое, что‑то на уровне усилия мысли – и я встала.
Стою, осматриваюсь. Вокруг огромное помещение. Стены скрывает тьма вдали. Вижу какие‑то разбросанные белые фигуры, лежащие рядами под перевернувшимися капсулами. Я тут не одна как вижу, и нас всех, видимо, разбудили методом выбрасывания на пол. А что это за капсулы? Мы все были в них? Почему? Ответов пока нет. Но я радуюсь появившимся новым словам в моем лексиконе и расширившейся картинке того, что я вижу. Хотя видение так себе – мутное, нечеткое, да еще и мерцает как‑то, как будто я мигаю. Не знаю, не чувствую этого. Пока лишь пытаюсь рассмотреть получше все вокруг, но не особо получается.
Да и не сказать, что зрелище приятное. Нечетко видимые белые фигуры в основном лежат неподвижно под раскрывшимися утробами капсул. Как выброшенный мусор. И от этого зрелища мне почему‑то становится очень печально. Хотя, вон там вижу, некоторые вяло копошатся и пытаются встать. А еще есть единичные фигуры, которые уже стоят уже на ногах, как и я, но таких мало.
Третий раз рявкнула сирена. Вокруг, или у меня в голове? Непонятно.
– На выход! Быстро! – теперь голос точно звучал в голове.
Какой выход? Где он? Я медленно поворачиваюсь, оглядываясь. Вижу, как в темном пространстве вдали слева появляется, увеличиваясь в размерах, белое пятно.
И меня потащило в это пятно. Странно как‑то. Я себя вроде и чувствую, но сопротивляться или помогать не в силах, только и удается не упасть, внутренним каким‑то решением, не физически, потому что действовать руками и ногами очень трудно. Они еле шевелятся, как будто вокруг не воздух, а плотная резина, упруго тормозящая любое движение. Я себя чувствую, и это все, не более того.
Непонятная сила нас выталкивает в это светлое пятно, и оказывается, что это – дверь. Сзади раздается лязг и шипение, как будто она плотно и надежно закрывается.
Удерживающая меня незримая резина расслабилась, отпустила. Я аж пошатнулась от неожиданности, но все равно удержалась на ногах, я чувствую, что это – важно – держаться на ногах, не падать. Не знаю почему, но важно.
Оглядываюсь и вижу, что дверь, через которую нас протащило, уже закрыта и едва заметно светится, как будто металл раскален. И от нее несет жаром, как будто это не дверь, а печная заслонка.
Почему‑то я не радуюсь новым словам, заполняющим пустоту мыслей. У меня возникла какая‑то внутренняя уверенность, что там, за дверью, все горит, а точнее – все сгорели. Вот так просто, кто не встал – тот – в пепел. И это, пришло знание, страшный конец тех, кто остался за дверью. Окончательный.
