Безликие

Я стала глотать осторожнее. А утолю ли я жажду напитком из сна, если я хочу пить в реальности? Сильно сомневаюсь. Но… буду действовать по правилам этого сна, наверное, это зачем‑то надо.

Пью и украдкой поглядываю на остальных. Какие‑то мы все странно тихие, молчаливые и безразличные. Почему? Впрочем, замечаю, что некоторые тоже изредка поднимают глаза и с интересом поглядывают на других. Оживаем?

 

Глава 4

 

Этот, пусть и виртуальный, прием пищи помог – в глазах все перестало расплываться, и я даже могу разглядеть сидящих напротив людей, точнее – остатков людей, те еще старые развалины. Все‑таки так и не пойму смысла в этих уродских аватарах. Зачем?

Напротив сидит одиннадцать человек. С моей стороны, наверное, тоже одиннадцать. Получается нас – всего двадцать две ужасных пародии на людей. Кошмар какой‑то.

Так и хочется закричать – Эй, комиссия! Охренели совсем? Зачем вы студентов окунули в старческое дерьмо? Что это за гребаная проверка?

Но я молчу. Как и все. Все сидим, молчим и думаем. Сложно, конечно, что‑то обдумывать, когда нечем оперировать. В голове пустота, только несколько фактов здесь и сейчас да кусочки пазлов – воспоминаний болтаются в опустевшем мозгу и – все. Возможно, – пришла мысль, – хотят, чтобы мы почувствовали каково это – пролетевшая в один миг жизнь и никаких воспоминаний? Как это бывает с долго спящими? А на куя? В чем смысл? А сами‑то, эти проверяющие пробовали примерить на себя такие вот аватары? Понимают ли они какой это кошмар для нас – внезапно стать немощными стариками? Вряд ли. Наверное, кто‑то изобрел новый вид экзамена, а мы просто попались первыми для этого эксперимента…

Странно ощущать, что внутри меня почему‑то не бурлит негодование, и протест не рвётся наружу в каких‑нибудь действиях. Я внутренне возмущаюсь, конечно, но как‑то вяло.

Если это сон – то не имеет значения, как я в нем выгляжу, наверное, а если реальность – то, возможно, нас накачали успокоительными, – думаю. Мне очень не хочется верить, что я такая и есть – тихая и пассивная размазня.

Кстати, а вон тот старикан, второй справа напротив, кажется мне смутно знакомым, нет не чертами лица. Сложно вспомнить молодое знакомое лицо, когда видишь печеное яблоко вместо лица и слезящиеся мутные глаза под лысым черепом. Просто, когда смотрю на него, возникает ощущение, как будто у меня какая‑то незримая связь есть с ним. Кто он? Еще один быстрый взгляд на него и замечаю табличку – а‑семь‑восемь, информативненько. В смысле ничего не понятно. Придумали дурацкие номера.

Мысленно пробую повторить. – А‑семьдесят‑восьмой. – И?…

В памяти ничего не проявляется. Были бы имена, хоть какая‑то цепочка ассоциаций может быть, я и вытащила бы очередной кусочек пазла‑воспоминаний. А так… номер – это просто номер, никаких воспоминаний не будит.

А мое имя?

Мэйра, – произношу мысленно, пробую к себе приставить и понимаю, что память все‑равно молчит, как будто это – очередной ярлык, другой, не бэ‑два‑четыре, но тоже ярлык. Странно это все.

Внезапно меня озарило. Сон во сне! Вот что это! Для каждого уровня придумали свой ник, все просто!

Хотя догадка эта и не пробуждает мою память, по‑прежнему ничего не помню, но мне становится легче и как‑то немного теплее. Даже руки стали меньше дрожать.

Поглядывая на других, а понимают ли они что спят, вдруг замечаю, что сама стала объектом пристального внимания сидящей напротив бабульки.

Прямо чувствую на себе ее ощупывающий взгляд. Хотя она и изредка поглядывает на меня, но эти мгновения ее взгляда я ощущаю как прожектор, безжалостно освещающий всю мою старость и немощность.

Взглянув на нее, я не хочу больше смотреть, неприятное зрелище, и мне страшно даже представить, что я тоже вот так выгляжу.

Внезапно в голове шевельнулось какое‑то воспоминание. Кажется тот, а‑семьдесят восьмой который, он вроде бы был моим знакомым, может даже другом, что‑то нас связывало. Пытаюсь еще напрячь память, но она молчит. Но долго задумываться не получилось.

 

– Всосали? Глотать не забывали? – опять Янцвек, издевается. – Взяли салфетки, вытерли лица и все остальное и бегом в зал профилактики, там все и узнаете. А грязнули пойдут спать!

Вытирать все остальное? О чем он? Я опять ненадолго поднимаю взгляд и тут же опускаю – как я раньше этого не заметила – у многих пища просто вываливается изо рта, а третий слева, напротив меня, вообще просто льет себе в открытый рот янтарную жидкость, которая благополучно течет ему на грудь и ниже. Лицо у него сосредоточенное, он, видимо «глотает», пытается, но у него не получается, наверное, еще никак не «отморозился».

Ладно, по этому сценарию, канве, похоже, что мы действительно были в криосне. И может ему, по этому долбаному сценарию опять же, просто надо больше времени для «разморозки».

Рядом с ним сидит тот противный толстяк. А глаза‑то у толстяка оживленные, не как у других. Номер у него, бросаю взгляд и тут же опускаю глаза, номер у него эн‑один‑три, и он тоже смотрит на меня.

Почему они на меня смотрят?

Поднимаю взгляд и вижу, как этот эн‑тринадцатый неуклюжим движением руки выбивает кружку у старательного недоразмороженого.

– Иди поспи еще, ге‑восемь, – его голос хрипит и булькает. Видно, что говорит он с большим трудом. Толстяк встает, разворачивается, и с напряжением, видно, что говорить ему не просто, я это вижу, начинает какую‑то мысль. – Ос‑с…, – Но больше он сказать ничего и не успел.

– Молчать! – подскочивший как‑то неуловимо мгновенно Янцвек ткнул его пальцами в грудь, и толстяк захрипел согнувшись.

– Куски идиотов!, – Янцвек прямо‑таки нас специально оскорбляет что ли?

– Вам еще нельзя говорить, не готовы. Молчать всем, а то потеряете голоса или будете хрипеть как этот.

Он опять тыкает пальцами, тремя, я рассмотрела, в грудь эн‑тринадцатого, и тот начинает хрипеть – дышать чаще, но, что странно, с облегчением на лице.

 

И что это было? Что за хитрую абилку он себе прикрутил? Три пальца – и наказание и, похоже, какой‑ то целительный массаж, тычками. Да сон это, конечно! В реале такого не существует! Облегченно вздыхаю и немного успокаиваюсь.

Отстранено отмечаю, что мы действительно почему‑то все молчим после процедурной, а до нее же говорили, немного, конечно, но вроде бы нормально? А вот после «тестирования», чтобы это не значило, все замолчали, даже шептать никто не попробовал. Странно, конечно, но что еще ждать от такой идиотской канвы?