Безликие

Разворачиваю салфетку полностью и вытираю лицо. Я все‑таки тоже успела измазаться, непонятно, когда, даже не заметила, что пища по лицу стекает. Вытираясь, я почувствовала, что ощущаю не только свои руки, но и их прикосновения, кожу на лице тоже ощущаю, пока еще очень слабо, но лучше бы я и вовсе не нащупала эти жуткие складки кожи. Я опять разволновалась. М‑мать, а если, вдруг, это – не сон, то что же со мной, с нами, случилось?

 

Пока мои мысли метаются в пустых глубинах памяти, мы выбираемся в коридор, старики в серых балахонах, с номерками на груди, и идем в очередную комнату. Опять коридоры, повороты, коридоры и мертвящий синий свет сверху. М‑да, на дизайнере видимо решили вообще сэкономить. Архитекторы и дизайнеры сна, наверное, жутко занятые, для такой мелочи как экзамен у студентов их, видимо, вообще не нанимают. Или им просто пофиг?

Сейчас идем долго, мне так кажется, но куда и в каком направлении – совершенно не ориентируюсь. Проходим мимо каких‑то дверей с непонятными символами, которые ничего не напоминают, да и разглядеть их толком не удается, зрение по‑прежнему паршивое.

Зачем тут вообще вставлен долгий путь по коридорам? Совершенно непонятно. Такое впечатление возникает, что мы ходим по кругу в ожидании пока обновится карта канвы для очередного перформанса…

 

Пока мы идем, замечаю, что идти сейчас мне полегче, и я уже не мерзну так сильно, хотя мурашки озноба нет‑нет, да и пробегут по спине.

Наверное, запрограммированное состояние улучшения после приема процедур и пищи, – уныло размышляю. Точно идиотская канва.

Тем временем та бабка, которая сверлила меня взглядом, пробирается сквозь толпу и пристраивается рядом. Вот же мочалка старая. Ну и что ей надо от меня? Мало того что мне чертовски неприятно находиться в толпе стариков, так еще и соседство подобной бабки, казалось, говорит мне – смотри, ты такая же, как и я, делая сон, если это сон, неправдоподобно реальным.

Пытаюсь ускорить шаги, но не очень‑то и получается, и она, зараза, не отстает. Когда говорить то можно будет? Я бы ей сказала, чего‑нибудь этакое «ласковое», память судорожно напрягается, пытаясь подыскать эпитеты, но пока ничего не находит.

А это бабка пристроилась справа и идет рядом как будто мы близкие подруги. Мало мне этой докуки, а тут слева еще и эн‑тринадцатый, толстяк, догнал и тоже пошёл рядом со мной. Смотрит на меня искоса. И получается, что каждый сам по себе идет в нашей толпе, а мы идем как бы вместе, втроем.

Ну, блин, достали! Меня что, мёдом намазали? А эти уродские псевдо‑пчёлки, совсем не полосатые, а серые, хотят покушать? Я не понимаю их интереса ко мне, но мне это почему‑то совершенно не нравится.

А если…, – я замедляю шаг, – …а вдруг я выгляжу лучше, чем они? Может поэтому у них повышенный интерес ко мне?

Спотыкаюсь, хватаюсь за грудь и делаю вид, что мне плохо и я не могу идти быстро..

И вдруг чувствую, что этот пухлый гад меня подхватывает за руку и поддерживает. А вот не надо мне твоей непрошенной помощи. Пытаюсь выдернуть свой локоть из его лапы, но это не так‑то и просто. Сил у меня мало, рука еле дергается, а толстяк‑то, оказывается, гораздо сильнее. Старый урод, отвяжись! – кричу на него, к сожалению, мысленно, и опять дергаю руку.

Но этот гребаный эн‑тринадцатый сипит, побулькивает, дышит он так, и продолжает меня поддерживать.

 

– И кто же это у нас тут такой бодренький?

В этот раз я голос Янцвека прямо‑таки с облегчением услышала. Опять этот носатый оказался рядом внезапно, раз – и рука толстяка исчезла с моего локтя.

– Эн‑тринадцатый, надо же какой прыткий, уже и другим помогаешь. Иди‑ка вперед, лидер ты наш, будешь начальником в этой команде убогих.

Янцвек уходит вперед, брезгливо вытирая руки невесть откуда взявшийся салфеткой..

Надо же, прикоснулся к старости! Сука, сами придумали этот сценарий, а теперь он демонстрирует не только ненависть, но и отвращение. Чего он добиться хочет? Как действовать‑то нужно в этой уродской канве?

 

Наконец‑то впереди показалась очередная открытая дверь. Надеюсь, цель нашего путешествия за ней?

Толпа стариков, ох, и я же среди них, оживилась и бодренько так промаршировала во внутрь. А эта старуха, что пристраивалась сбоку, тоже рванула вперед, забыв про интерес ко мне. Ну и ладно. Мне только легче. Может эти все – вообще мобы? Со слегка развитым интеллектом, убогим таким, конечно?…

В очередное помещение я опять зашла последней и не сразу и поняла, где мы. Точнее, все вроде бы и понятно – очередная серо‑стальная комната, но вот эти штуковины в ней… Сколько бы я не вытягивала голову, но разглядеть толком не могла, в глазах опять появился какой‑то туман и темные пятна, мешающие смотреть.

Какой‑то черный прямоугольник на возвышении и торчащий с одного конца шест с поперечной планкой. Что‑то это мне напоминало…. Но что?

 

– Тек‑с, быстренько разошлись по беговым дорожкам (а, вот это что!), и начинаем работать ножками, и ушами. – Янцвек зловеще улыбался. – Поели‑попили – пора показать на что вы годны.

 

Что‑то мне от этих слов стало не по себе. Хотя куда уж дальше. Мне давно было «не по мне». Если это сон – то он абсолютно дурацкий и затянувшийся, если это – явь…

Лучше бы ее и вовсе не было.

Тем временем все стали расходиться и становиться на черные прямоугольники. Я медлила, не хочу оказаться рядом с той бабкой или толстяком.

– Бэ‑два‑четыре! – Я вздрогнула, – чего тормозишь? Решила опять спать отправиться?

 

Вот чего уже точно не хочу, так это спать. Хотя, вопрос‑то идиотский! Мы же вроде бы и так спим? Я пошла к незанятой дорожке, стоявшей позади всех, и встала на нее. Блин, чего меня так шатает? Вцепилась в рукоятки своими слабыми руками и стоять стало немного полегче.

 

– Ита‑а‑ак, бойцы, – Янцвек говорит где‑то впереди, но я слышу его очень отчетливо, как будто он стоит рядом и кричит прямо в ухо.

– Задача каждого из вас – дойти до финиша первым. Кто придет последним – отправляется спать, кто приляжет отдохнуть – отправляется спать. А я пока вам ваши следующие задачи расскажу.

– Всем ясно? – внезапно рявкнул он.

Вздрогнув, я киваю головой. Все, насколько вижу, кивают. Мы молчим, говорить нам еще не разрешали. Да и чувство такое, что рано еще, говорить.