Безымянная скрипка

Кто‑то проколол мне все четыре колеса, и пришлось добираться до клуба на метро. На работу я вновь не пошел, я без сожаления устроил себе очередной выходной, прекрасно понимая, что миссис Томпсон такое терпеть не станет. Я мрачно смотрел себе под ноги, пробираясь сквозь поток людей, входящих в нью‑йоркскую подземку станции Тридцатой авеню.

Сперва мне пришлось вернуться со стоянки домой, чтобы взять пальто. От гула поездов с непривычки закладывало уши, кажется, я был в метро очень давно, будто в прошлой жизни. Бескомпромиссный монстр‑поезд, циркулирующие по тоннелям потоки воздуха, опережающие состав, предсказуемая смена декораций…

Метрополитен был таким же грязным, как прежде. На линии белел бытовой мусор, нередко, даже в дневное время, по переходу от угла к углу пробегали крысы, абсолютно не смущаясь людского потока.

В подземке царит хаос и одновременное равнодушие. В одно и то же время каждый день пассажиры ожидают поезд на платформе, заходят в вагон, занимают одно и то же место, не проявляя ни малейшего интереса ни к чему вокруг, уставившись в телефон, планшет или компьютер, столкнуться взглядом с незнакомцем для них смерти подобно.

Я бы предпочел, чтобы на меня никто не таращился.

Я признался себе, что мне неуютно – и я постоянно жду подвоха, от каждого вскользь касающегося взгляда хочется провалиться сквозь землю, хочется выскочить из вагона, никогда больше не возвращаться в скопление людей. В отражении в стекле вагона – будто незнакомое лицо, каждый переход между станциями – продвижение в толпе, ощущение себя самозванцем, которого видно издалека, и вот‑вот кто‑нибудь закричит и станет тыкать в меня пальцем.

Я давно уже не ворую кошельки, я давно уже не лохматый подросток в заношенной толстовке и дырявых кроссовках, пробравшийся в подземку, чтобы погреться.

Я поднимался на эскалаторе наверх и недоумевал, что со мной. Ожидание на светофоре Нассо‑авеню, как и путь до Гуд‑Рума, я провел в экзистенциальных мыслях. Несколько минут спустя я уже входил в клуб, здороваясь со всеми, кто попадался на пути.

Как только я оказался на своем месте, я забыл о неприятностях. С работой у миссис Томпсон пора завязывать – офисы это не мое.

Демоны уже репетировали в зале, художник по свету невпопад запускал аппаратуру, тестируя прожекторы и стробоскопы, Кафцефони с Белиалом кивнули мне со сцены. У Мефистофеля я поинтересовался, какой на сегодня план.

– Хорошо, что в этот раз ты пришел раньше. Мы хотя бы успеем тебя предупредить… – начал он.

Однако Кафцефони его перебил:

– Не слушай его. Изменения в трек‑листе не должны тебя испугать, не так ли? Сегодня надо спалить это место к чертовой матери!

Я поморщился.

– Лицо попроще! Фигура речи.

Фестиваль был некоммерческий, психоделический и андеграундный, демоны, играющие металкор, должны были его открывать. За всеми организационными разговорами мне так и не удалось найти момент, чтобы поведать Бафомету о странных событиях, вынудивших отдать скрипку черному желтоглазому монстру.

– Виктор, ты ничего не забыл? Мы ждем объяснений.

Они знают?!

– О чем это вы?

Я невинно хлопал глазами, вмиг вся решительность и намерение исчезли. Мы стояли у сцены в общем зале, демоны смотрели на меня внимательно, я скрестил руки на груди.

– Когда я тебя встретил, ты лишь отмахнулся и сказал, что расскажешь все потом. Так вот, «потом» наступило. Рассказывай.

Он говорит не о скрипке… Когда я его встретил? Что я пообещал рассказать?

– Когда?

Я пожал плечами. Странно как… Пусть сами скажут.

– Ты издеваешься?

Скривившись от нарочитой обиды, Бафомет прислонил виолончель к стулу и сделал шаг ко мне.

Я молчал.

– Ну, позавчера, Виктор, позавчера – ты еще прошел мимо меня в сторону гримерки, а я хотел тебя напугать, я выпрыгнул из темноты, но ты меня заметил и обернулся. Вспоминается?

Не было такого. Позавчера я был дома, после магазина я никуда не ходил.

– Я понял: это розыгрыш какой‑то, да? Я купился, вы победили, – я попытался улыбнуться, но их недоуменные лица противоречили догадке. – Да не было такого! Меня позавчера не было здесь, Кафц, ты же помнишь, позавчера мы с тобой встретились в магазине, и я сказал, что…

– Да, я помню. Но это было после, уже поздно вечером…

– Что было? Мет, я не понимаю, о чем вы говорите!

Кафц недоверчиво сдвинул брови, и почесав подбородок, произнес:

– Виктор, что ты ломаешься, Мет тебя видел, я тебя видел…

– Да, чувак, ты вообще меня к черту послал, агрессивно, будто на тебя что‑то нашло. Зачем в несознанку играешь?

– Кто – я? Что за хрень?!

Я подскочил к Бафомету, но Белиал, стоявший до этого в стороне, меня оттащил.

– А ну хватит, успокоились все! – рявкнул он.

Даже если предположить, что я напился, отправился в клуб и по какой‑то причине этого не помню, картина выглядела неправдоподобно.

– Да объясните же мне?! – воскликнул я, высвобождаясь из рук Белиала. – Ну!

Шестеро демонов переводили взгляд друг на друга. Наконец, Асмодей обратился к Кафцу и Бафомету:

– А вы уверены, что это был он?

Действительно! Я не мог быть здесь позавчера, никак не мог!

– Естественно, – хмыкнул Мет, – я же с ним разговаривал, а он сказал: «Отвали, Хедман, у меня нет времени на твои демонические глупости», и сбежал.

Он махнул в мою сторону рукой, я ловил ртом воздух.

– Да нет же… – начал было я.

– Да, а я вас видел, – подтвердил Вельзевул, – вы стояли у подсобки, Виктор был не в духе!

– Да не было такого…

– Ага, он, скотина, еще и дослушать меня не захотел: я ему про фестиваль, а он развернулся и ушел!

– Господи…

– А еще он так пафосно взмахнул плащом, – недовольно продолжал Кафцефони. – Как гребаный фокусник! Виктор, откуда у тебя такой плащ?

– Какой еще плащ?! Какой нахрен плащ?!