Блёстки повсюду

– Как вы думаете, маме было страшно?

– Страшно из‑за чего, Китти? – переспрашивает Сэм, хотя я на сто процентов уверена, что он точно знает, о чём речь. Он просто хочет, чтобы я сказала это вслух.

– Страшно умирать.

Если Сэм спросит меня, считаю ли я, что мама боялась, я, наверное, ударю его по лицу. Иногда он делает так – возвращает вопрос мне, это ещё один классический приём терапии, который мама постоянно использовала на нас дома. Но он не бросает этот вопрос обратно мне, только задумчиво смотрит на меня.

– Лора много говорила о том, как сильно она будет тосковать по тебе, Имоджен и вашему отцу. Она говорила о том, как гордилась вами всеми, но твоя мама ни разу не сказала мне, что она боится. Однако это не значит, что ей не было страшно.

– Я бы боялась и злилась. Почему мама не сердилась, Сэм? Кроме меня, только бабушка злится из‑за всего этого. Иногда, когда бабушка заговаривает про рак, я вижу, как она стискивает кулаки, настолько, что даже костяшки белеют.

– Ты когда‑нибудь разговаривала со своей бабушкой о чувстве гнева? Может быть, следует это сделать, Китти. Это может помочь ей понять, что не она одна сжимает кулаки.

– Может быть, – отвечаю я, зная, что не сделаю этого. Это совершенно не нужно. Бабушка видит мою ярость так же отчётливо, как я вижу её злость. Она знает. Наши руки сжимаются в кулаки от ярости рядом друг с другом. А ещё она видит, как мне страшно. Никто никогда не говорил мне, что горе ощущается, как страх, и что мне каждый день будет настолько страшно.

– Что‑нибудь ещё, Китти? – спрашивает Сэм, используя своё умение читать мысли.

– Ничего важного, – говорю я ему, но, говоря это, я знаю, что не смогу долго держать это в себе.

 

Глава седьмая

Тестомесильная терапия

 

Проходят дни, а мой страх не ослабевает, а усиливается. Я подскакиваю по ночам, чувствуя, как колотится сердце и как пересохло во рту. Мои глаза распахиваются сами собой, я осматриваю комнату в поисках притаившихся ужасов. Я чувствую себя так, будто больше никогда не засну. Я боюсь расти без мамы. Я боюсь, что что‑нибудь ужасное случится с папой, Имоджен, бабушкой, Кейт, Джесс или Клео. Я боюсь, что мне некого больше будет любить. Я боюсь читать мамино письмо на мой день рождения. Я решаю сосредоточить свои страхи на письме, потому что это единственное, над чем у меня есть контроль – ведь я могу спрятать его куда‑нибудь до тех пор, пока не перестану бояться. Прошлой ночью я лежала без сна, думая об этом – я представила, как открываю конверт, а в нём лежит только чистый лист бумаги или, хуже того, слова, совсем не похожие на мамины. А может быть, я узнаю из этого письма то, что совершенно не хочу знать.

Я, конечно, хожу на сеансы к Сэму, но в то же время миссис Эллисон ведёт себя, как мой неофициальный, бесплатный и неквалифицированный психотерапевт. Сегодня, когда я прихожу домой, она уже на кухне – раскладывает ингредиенты, деревянные ложки, лопаточки, расставляет миски и формы для выпечки.

– Привет, милая, – говорит она, когда я вхожу и опускаюсь на стул. Под глазами у меня тёмные круги. – О нет, у тебя был плохой день в школе?

– Не совсем.

– Что ж, почему бы тебе не испечь хлеб вместе со мной? Замешивание теста – хороший способ избавиться от стресса, мне это помогает. Некоторые говорят, что хлеб лучше на вкус, когда сделан с любовью, но самый чудесный каравай я испекла после того, как узнала про отношения Уильяма с той красоткой из его офиса. Ты знаешь, что он сказал мне, когда я обвинила его в романе на стороне? «Сердце хочет того, чего оно хочет, Лиззи». Как он посмел цитировать мне чёртову Эмили Диккинсон? Я скажу тебе, что, помимо этого, Эмили Диккинсон написала: «Раненый олень прыгает выше». Что ж, она была права, верно? Вот я здесь, в Белсайз‑парке с тобой и Сэром Ланселотом, и скоро я стану телезвездой. А последнее, что я слышала об Уильяме, – то, что он живёт в тесной квартирке в Клактон‑он‑Си вместе со своей будущей женой номер три.

Миссис Эллисон выгнала своего мужа, «ловеласа из Северного Лондона», как называет его папа, после того как узнала о его очередной измене. Это было за много лет до того, как мы переехали сюда, так что мы его никогда даже не видели. Хотя, судя по описанию, он полный неудачник, но миссис Эллисон говорит, что он единственный мужчина, которого она когда‑либо любила, и поэтому теперь её спутник жизни – Сэр Ланселот, и никого больше ей не нужно.

– Ну, давай приниматься за дело. Мы будем печь плетёнку в восемь кос. Это было испытание умения в прошлом сезоне «Лучшего пекаря», так что вряд ли мы получим его снова, но кто знает? Судьи могут оказаться хитрыми. Надень фартук, Китти. Свою плетёнку ты будешь делать самостоятельно.

Два часа спустя моя тёмно‑синяя форма сплошь покрыта мукой, но я чувствую себя лучше. Я неустанно месила своё тесто, но моя плетёнка плохо поднялась. Она как будто даже осела в духовке, в то время как у миссис Эллисон хлеб вышел настолько пышный, что его можно использовать вместо подушки. Миссис Эллисон сказала, что я замесила тесто слишком круто, но поскольку мне, похоже, от этого становилось легче, она решила оставить всё как есть. Но мне удалось как следует переплести «косы» из теста; все те часы, что я потратила, заплетая волосы своим куклам, хорошо подготовили меня к этой части работы. За чашкой горячего шоколада с ломтиком хлеба миссис Эллисон, намазанным её же домашним вареньем из ежевики, я выбалтываю свой страх относительно маминых писем. Остальные страхи я держу при себе. Они слишком велики, чтобы говорить о них с кем‑либо.

– Что если слова мамы прозвучат совсем не похоже на неё? Она знала обо мне всё с самого моего рождения, но она не знает меня сейчас. Она писала эти письма воображаемой будущей Китти, той, которая, наверное, лучше, чем я. Мама всегда считала меня лучше, чем я есть.

– О, я думаю, твоя мама точно знала, кто ты такая, Китти Уэнтуорт. Ты очень славная девочка, которая постепенно становится замечательной юной леди. Мне очень грустно, что у нас с мистером Эллисоном никогда не было детей, хотя, учитывая его походы на сторону, это, возможно, и к лучшему. И всё же я кое‑что знаю о матерях. Моя мать всегда говорила, что в первый же раз, когда она заглянула мне в глаза, она точно поняла, какая я. То же самое относится и к Лоре – она знала тебя вдоль и поперёк, Китти.

Миссис Эллисон гладит меня по руке и утирает своим испачканным в муке фартуком слёзы, катящиеся по моим щекам – я их даже не замечала.

– Ну что ж, мисс. Следующим номером – пудинг с густой патокой.

– Я, наверное, просто посмотрю, как вы его делаете, если вы не против, – отзываюсь я. Несмотря на отсутствие квалификации, миссис Эллисон довольно хороший психотерапевт. Но она говорит куда больше, чем Сэм.

– Сойдёт. Мы можем сделать вид, что ты судья. Мне нужно привыкать к зрителям. Ты знаешь, что помимо других участников, ведущих и судей, там будут операторы, режиссёры, продюсеры и бог весть кто ещё? Как ты думаешь, на телевидении будет кто‑нибудь, чтобы сделать мне причёску и навести макияж?

Скоро стартует сезон «Лучшего пекаря Британии», в котором будет участвовать миссис Эллисон. Готовясь появиться на телеэкране, она пытается немного сбросить вес.