Буду твоей Верой

Ой, красивые какие, надо же. Сейчас, вблизи и на фоне хмурого осеннего дня, они выглядят точно глубоководная река с подводными камнями, опасным течением и завораживающими воронками. Его глаза цвета мокрого асфальта, обрамленные густыми черными ресницами, очень подходят дождливой осени.

Я стою и рассматриваю его как завороженная, не в силах произнести ни слова.

Егор вынимает наушник и насмешливо изгибает бровь в ожидании моих объяснений.

Ну же, Вера, отомри.

– Эм‑м… Привет. – Я машу свободной рукой и натягиваю фальшивую улыбку, как у пингвинов из «Мадагаскара».

А ему не холодно? Ну… в этом спортивном костюме?

Вера, очнись! О чем ты думаешь!?

– Привет, – усмехается он, глядя куда‑то мне за спину.

Я инстинктивно оборачиваюсь и ищу то, что могло привлечь внимание Егора. Но ничего и никого не вижу. Снова поворачиваюсь к нему лицом и вижу, как Бестужев кулаком прикрывает рот, явно пытаясь скрыть смех.

– Я Вера, – решаю напомнить на случай, если он не помнит. А он и не помнит, потому что смотрит на меня так, будто встретил впервые в жизни и пытается вспомнить, где видел мои очки раньше.

Хотя чего я от него хочу? Он на занятиях был столько раз, что пальцев одной руки пересчитать хватит.

– Ну, Вера. Илюхина я, – гордо уточняю я.

– Рад за него, – вяло произносит Бестужев и снова смотрит мне за спину.

Э‑э‑э… что?

– За кого?

– За Илюху.

Он издевается?

Оказывается, слухи о том, что спортсмены слегка туповаты, вовсе не мифы.

– Илюхина – это моя фамилия, – злобно бросаю я и поворачиваюсь.

Куда он постоянно смотрит? Странный он какой‑то.

– А‑а‑а, – протягивает он, и мне хочется добавить «Б».

Ну какой осел!

– Егор, – представляется этот звездный недоумок.

– Знаю, мы вообще‑то учимся в одной группе, – фыркаю я.

Мне хочется убежать, потому что у меня, похоже, случился передоз тупости за сегодняшний день, начиная с балбеса‑брата, продолжив Кариной и заканчивая вот этим недалеким гиббоном.

Стоит признать, что мой план терпит позорное фиаско, даже не начавшись.

 

 

9.

 

– Точно, вспомнил, – говорит вдруг Бестужев. – Как, говоришь, тебя зовут?

Кажется, пауз в нашем диалоге слишком много.

Он нормальный вообще или слегка того?

– По имени зовут.

«Пустая ты голова», – мысленно добавляю я.

И что в нем находит целая армия поклонниц?

– А ты смешная, – хмыкает Егор, а потом отворачивается, теряя ко мне интерес, и что‑то набирает в телефоне.

Ну и манеры.

И что значит смешная? Я стою тут перед ним, понимаете ли, предложение собираюсь делать, а он во мне мартышку цирковую в очках видит?

Вот же Рональдо недоделанный! Ничего не знаю о звездах гандбола, так что пусть будет так.

– Егор. – Я решаю напомнить о своем присутствии и нагло дергаю его за рукав.

Он вздрагивает и поворачивает голову на звук своего имени.

– Ты еще здесь? – Он высокомерно смотрит на меня сверху вниз, как на докучную вошь.

– Здесь. – Мои плечи обреченно опускаются.

Думаешь, мне нравится тут перед тобой стоять? Но ради внимания Артема я готова потерпеть даже твою тупость.

Егор смотрит на меня со скучающим видом, проверяя время в телефоне.

Так, сейчас или никогда.

Я собираюсь с духом, делаю глубокий вдох и…

– Меня утвердили в качестве твоего куратора. Ну, знаешь, помощь отстающим и все такое. Так вот, хочу помочь тебе с бизнес‑проектом по рискам.

Я мило улыбаюсь. Точнее, мне кажется, что это выглядит мило.

Бестужев долго всматривается в мое лицо, морщится и, скорее всего, решает, как бы повежливее меня отшить.

Именно так я бы и поступила.

Жду.

– Ты сейчас это придумала?

Он складывает руки на груди, и я теряюсь под его осуждающим взглядом. Мои плечи обреченно опускаются.

Так очевидно, да?

– Не сейчас, – обиженно отвечаю я и закусываю губу. Уверена, это пунцовые щеки сдали меня. Врать я совсем не умею. – Утром. Но помочь тебе все равно хочу.

– Ну окей, а зачем?

– Ну‑у‑у… а зачем обычно помогают?

– Чтобы что‑то получить взамен, – заключает он.

Я оскорбленно всплескиваю руками. Театр по мне совсем не плачет, перекрестившись, что Боженька отвел от такой непутевой актрисы, как я.

– Как можно? Я же от чистого сердца. – Я прижимаю правую руку к сердцу, а на левой скрещиваю указательный и средний пальцы.

«От чистого сердца и грязных помыслов», – подзуживает мой праведный внутренний голосом, и я заливаюсь краской еще сильнее.

Ох, Вера, Вера…

– Сам справлюсь, – бросает Бестужев и вроде как собирается уходить.

– А вот и нет. – Я прищуриваюсь. – Все знают, как Бубновский к тебе относится. Да он на все пойдет, лишь бы тебя завалить. А я тебе такой проект сделаю – закачаешься! И объясню так, что ни у одного Бубновского вопросов не возникнет. Как тебе такой вариант?