Буду твоей Верой

Все теплые свитера брат забраковал, и пару раз мы даже сцепились, пока не вмешалась мама, грозно рявкнув на Рому. В конце концов, мы сошлись на темно‑синей водолазке, которую я заправила в черные джинсы. Волосы пришлось распустить, хотя я терпеть этого не могу. Они мне жутко мешают, а в тандеме с очками превращают меня в пятнадцатилетнего подростка, но брат выдвинул ультиматум: либо так, либо я остаюсь дома. Но после всех манипуляций с переодеванием оставаться дома было равносильно расточительству времени, а моя рациональная натура категорически не приемлет сие попустительское отношение к делу. На том и порешали.

В шум вагона метро врывается «Траурный марш» Шопена, доносящийся из кармана ярко‑красной куртки моего брата. Возможно, я бы покраснела от стыда, если бы хоть кто‑то из плотно набитого вагона обратил на нас внимание. Но дело в том, что в огромном мегаполисе до тебя никому нет дела, и чем‑то удивить здесь практически невозможно.

– Да подъезжаю я, – басит в трубку Ромка. – На меня два билета возьмите. Да, ты не ослышался, два. Все, давай, потом объясню. – Он отключается и заталкивает телефон обратно в карман.

– Так что за игра? Ты мне не сказал. – Пока мы едем, мне хочется подробнее узнать, на что я променяла сегодняшний вечер страданий.

– Турнир по гандболу. Игра за выход в четвертьфинал, – сообщает Рома.

Гандбол. Это там, где бросают друг другу мяч?

Я пытаюсь вспомнить, что знаю про гандбол, и понимаю, что практически ничего. Это довольно непопулярный вид спорта, как мне кажется.

– Не знала, что ты интересуешься гандболом.

– Леха, мой друг, играет в юношеской команде, – пожимает плечами Ромыч. – И мы компанией ходим к нему на игры. Да я и сам как‑то… – Он замолкает на полуслове, так и не договорив.

– В смысле? – Я пытаюсь повернуться и посмотреть ему в лицо. – Тоже играл?

– Ну было дело… – мнется стыдливо брат, будто сознается в каком‑то преступлении. – Так, на несколько тренировок походил.

Вот оно что! А я все понять не могла, откуда у него такие ловкость и гибкость в движениях.

– Я и не знала. А почему бросил?

Ну надо же… Как же так, живя с ним в одной комнате, я не заметила, чем увлекается мой младший брат?

– Да у меня уже возраст… Ну, знаешь, надо было, типа, раньше начинать, – пытается отмазаться Ромка, забегав глазами по вагону.

Вот жук хитрый!

– Ой, да не ври ты. Скажи, что просто лень на тренировки ходить, – смеюсь я. – Придумал тоже, возраст.

– Да там занятия каждый день по три часа, никакой личной жизни, – обиженно бухтит мой лентяй‑брат и отворачивается.

Мне хочется отвесить ему подзатыльник, но, во‑первых, я не дотянусь, а, во‑вторых, объявляют нашу остановку.

 

 

7.

 

 

Напротив входа волейбольной арены, подсвеченной уличными фонарями и редкими огнями самого комплекса, переминается небольшая компания ребят. Почему‑то я сразу понимаю, что они по наши с Ромкой души. Три парня и две девушки пританцовывают на месте, щурясь от промозглого осеннего ветра. Да, московская осень сурова, но вовсе не от того, что слишком зла – просто хочет, чтобы люди согревали друг друга, дарили тепло и заботу и проводили добрые семейные вечера вместе за чашкой душистого мятного чая.

Я цепляюсь за локоть брата и, спасаясь от колючего ветра, прижимаюсь к нему, когда переходим через дорогу к Арене.

Ребята сразу замечают нас, и я уже на расстоянии чувствую, как девушки сканируют меня рентгеновскими лучами, задержавшись на моей руке, впившейся в локоть брата.

Оу, для них я сейчас незнакомка‑соперница, и они меня уже ненавидят. А вот во взглядах парней я читаю интерес, но не мужской, к сожалению, – скорее, недоумевающий и вопрошающий, что эта простушка в очках делает рядом с их крутым другом.

– Здорова, пацаны! – Рома приветственно пожимает руки парням. – Снежана, Анжела, привет, девчонки.

Что? А можно повторить имена девочек? И уточнить, кто из них кто.

Мне хочется спросить, настоящие ли у них имена или из разряда: «А какое тебе нравится, красавчик, такой я и буду», но решаю тактично промолчать. Моего вылетевшего смешка и так было достаточно.

– Всем привет. – Я улыбаюсь, как дурочка в очках, и машу ребятам. – Я Вера, девушка Ромы.

Воцарившуюся тишину нарушает звук двух падающих челюстей: Снежаны и Анжелы. Их лица… Это надо видеть. Точно застывший кадр с непомерно обалдевшим Николасом Кейджем из «Поцелуя вампира».

– Она шутит, – первым отмирает брат и наигранно смеется, толкая меня в бок. – Вера моя сестра.

Ну вот, мой брат‑балбес, как всегда, все испортил. А ведь лица Снежаны и Анжелы могли бы стать новым популярным мемом.

Парни начинают смеяться, тогда как близняшки с именами‑фантазиями соискателей быстрой любви непонимающе смотрят то на меня, то на брата.

– А мы не знали, что у тебя есть сестра. – Парень в темном укороченном пальто слегка наклоняется и с неподдельным интересом пытается рассмотреть меня за запотевшими от осенней сырости очками.

– Еще бы, – хмыкает Ромка. – Она приемная. Родители недавно ее удочерили.

Теперь челюсть падает у меня.

Вот же паршивец.

Ладно, братишка, счет один‑один, но вечер обещает быть долгим. Я не привыкла, чтобы последнее слово оставалось за кем‑то другим.

– А куда им было деваться? Единственный родной сын полный дурак, а теперь хотя бы есть, кем гордиться, – парирую я.

Ромка лыбится и щипает меня за нос. Два – один. Так‑то.

– А ты прикольная, Вера. – Парни веселятся под недовольный скрежет зубов Снежаны и Анжелы.

Двигаемся, девочки, двигаемся, сегодня обиженная и униженная Вера будет править балом.

 

***

Кажется, в Пентагон попасть легче, чем в Спортивный Волейбольный Комплекс. Нас досматривали серьезнее, чем в аэропорту, и не заглянули разве что только в трусы.