Был день осенний
* * *
Даша находилась на лечении у доктора Мате. Мишель ходил в православный храм, ставил свечи за её выздоровление и, как истинный православный человек, молился.
По мере их сближения он влюбился в неё. Девушка стала истинным смыслом жизни Мишеля. С тех пор как он покинул пределы России, он был один, а сейчас, обретя Дашу, понял, что уже не сможет жить без этого ангела во плоти. Он просыпался и засыпал с её именем. За ней он готов был пойти на край света. Но чувства не затмевали и не вытесняли долга перед Отчизной.
С молоком матери и порой розгами отца за нерадивость он впитал любовь к родной земле.
«Запомни, сын, Родина у казака одна!» – поучал Самойлов‑старший.
Мишель и Филипп разработали план, по которому предстояло действовать в условиях постоянной опасности.
– Для начала я узнаю, кто из моих коллег по Генштабу остался в Париже и не продался немцам.
– Тебе самому надо быть осторожным, ведь ты был на приёме в честь Гитлера и тот почти с фамильярностью с тобой разговаривал. Это могут счесть за провокацию.
– Тут ты прав, тогда зайдём с другой стороны.
– Интересно узнать ход твоих мыслей.
– Бывшая царская аристократия, белые офицеры, которые знают меня с хорошей стороны.
– Но и они могли уверовать в то, что ты продался немцам!
– Что ж, и опять ты прав, но, как говорят в России, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Так и решили. Хорошо, что Мишель имел знакомства среди парижских журналистов. Это позволило устроиться на службу в газету. Жить‑то на что‑то надо было, а он обладал хорошим стилем письма: помогло составление рапортов.
Да и Филиппу работёнку нашли. Помог хозяин гаража. Так куратор НКВД стал парижским таксистом…
Мишель встретился с парой‑тройкой соотечественников.
– Серж, я знаю, мы не особо были дружны…
– Ах, оставьте, Мишель, не то время. Немец правит бал, а мне это не по душе, да и не мне одному. Я знаю, что вы офицер французского Генштаба. Так вот, я не верю, что вы им продались, многие наши в это не верят.
Мишель про себя удивился такой откровенности: «Может, провокация?»
Хотя Сергей Вильченков происходил из семьи потомственных военных, чьё имя никогда не было запятнано предательством…
– Вы правы, Серж, обстоятельства…
– Всё, ни слова. Итак, что вы собираетесь предпринять?
– Нам с вами, Серж, необходимо собрать отряд, который будет вести борьбу. Этакая партизанщина.
– А что? Звучит, да ещё как! Мы будем русскими партизанами в Париже, да что в Париже! Поле действия – Франция! Я сам поговорю с кем надо, и вам не стоит беспокоиться о репутации. Это даже хорошо, что вы свой у этих. Нам пригодится.
– Сейчас работаю в газете.
– Замечательно. Покажем оккупантам, где раки зимуют.
– Серж, друг мой, только без куража, осмотрительность никому не помешает. Да, я хотел бы вас попросить…
– Слушаю.
– Узнайте осторожно, кто из моих коллег по Генштабу остался в Париже.
– Хорошо, через неделю у меня.
– Берегите себя.
– Вы тоже, время нынче…
Как говаривал классик: «Из искры возгорится пламя».
Эти двое, а также Филипп стали основой группы Сопротивления.
– Как мы будем называться, Филипп?
– Я думал над этим. Комитет национального освобождения.
На квартире у Мишеля собралось пять человек. Помимо Филиппа и Сержа Вильченкова было ещё двое: Владислав Самохин и Пьер Белёвский. Последний являлся отпрыском польской фамилии, которая на службе императорскому дому Романовых стяжала славу ещё в 1854 году, в Крыму, во время осады Севастополя. А после революции 1917 года и скитаний после бури Гражданской войны Белёвские осели в Париже. Владислав же был сыном купца первой гильдии, который ещё до Октябрьской революции, в феврале, после отречения императора Николая, от греха подальше забрал сына, единую кровинушку, – и во Францию, страну, которую давно для себя облюбовали небедные русские и которая стала домом для их капиталов.
Как мы видим, компания подобралась та ещё. Мишель представил Филиппа остальным. До прихода «гостей» у этих двоих состоялся разговор:
– Ну и как ты меня собрался им представлять? Ведь, насколько я понимаю, они «бывшие»?
– Да.
– А я…
– Ты человек, которого перипетии судьбы выбросили на этот берег.
– Звучит романтично, а по сути я для них враг, идейный. – При этих словах Филипп горько усмехнулся.
Если бы этот казак знал, что он бывший генштабист, которого либеральная шваль, ввергнувшая Россию в кровавую круговерть революции, своими дрязгами от себя отвергла, то он очень сильно удивился бы. А так он сотрудник иностранного отдела НКВД…
– Знаешь, Филипп, говорят, враг моего врага – мой друг.
– И всё‑таки…
– Мой боевой товарищ по Испании.
Филипп не переставал восхищаться умением Мишеля находить выход из, казалось бы, тупиковых ситуаций.
– Что мы имеем? Четверо из нас – а это немало! – умеют обращаться с оружием и обладают опытом его практического применения. У нас есть возможность набора и печати прокламаций и воззваний. А самое главное, что нас поддерживают остальные наши бывшие соотечественники! Но это резерв. Сейчас наша задача – не дать немцам почувствовать себя хозяевами. Мы должны посеять в их умах осознание того, что они непрошеные гости, и нужно вести себя крайне осмотрительно.
– Террор?
– Да, но для этого нужно оружие.
– Надо напасть на комендатуру.
– Оружие?..
– У меня наган.
– У меня браунинг, кинжал.
