Был день осенний
У Мишеля голова пошла кругом от этой информации.
– И всякий раз, когда слышит его, она улыбается, а её милое личико, до этого бледное от болезни, розовеет. Постарайтесь не свести её с ума раньше времени.
Спустившись в парк, Мишель после недолгих поисков увидел Дашу. Она шла мелкими шагами, опираясь на руку баронессы Лодек. Он стал наблюдать за ними сначала издали, потом сократил расстояние. Виктория почувствовала, что за ними идут, и обернулась. Мишель стоял в десяти шагах от девушек. Баронесса укоризненно покачала головой, а Мишель приложил указательный палец к губам, давая понять, чтобы она молчала. Та кивнула в знак согласия. Мишель стал осенять себя крестным знамением и читать молитву:
Отче наш,
Сущий на небесах,
Да святится имя твоё,
Да будет воля твоя…
Неожиданно для него и Лодек Даша стала повторять слова и креститься. Она почувствовала волну нежности и тепла, внезапно её обуявших. В этот момент девушка обернулась и увидела того, чьё имя и образ вызывали море позитива.
– Мишель, ты ли это? Или я брежу наяву и всё это – плод моего воображения?
Подойдя ближе, Мишель взял Дашу за руку и, заглянув в её глаза, сказал:
– Бог услышал твои молитвы и привёл меня сюда. Я знаю, что ты ещё не совсем здорова и любое потрясение для тебя губительно. Я – твоя тень, ты – мой свет, мир и космос.
Даша взяла Мишеля за руку. Лодек тактично отошла на пару шагов от влюблённых. После долгого расставания, обусловленного болезнью Даши, они просто молчали, слушая дыхание друг друга. Лишь их глаза, когда взгляды пересекались, говорили о многом. Волна прошла по телу Даши, давая ей заряд. Она чувствовала прилив сил и энергии. Возвращалась к жизни.
– Я молился за твоё здравие. Даша, я люблю тебя и не представляю без тебя свою жизнь. Родная, я виноват перед тобой.
– Молчи! То, что случилось, – это испытание наших чувств. Твои молитвы оживили меня, Костя, не кори себя. Господь даёт испытание по силам, и мы это выдержали.
Так они провели три дня. Ощущение, что Мишель рядом, только руку протяни, возвращало Дашу к жизни. Доктор Мате лишь улыбался, а Фирсанова и Лодек оберегали их покой.
Влюблённые молчали на прогулках, только глаза их были красноречивее тысячи слов.
Мате разводил руками:
– Вот что значит сила любви! А говорили, враньё. Вот он, наглядный пример.
Так прошло ещё два дня, и Мишель стал собираться обратно:
– Радость моя, мне необходимо вернуться. Тебе же надо выздоравливать, я тебя никому, слышишь, никому не отдам…
По возвращении в Париж Мишель занялся написанием статей, которые Лишка просил. В душе же он ликовал. Глаза светились, а улыбка, которой прежде не было, не сходила с его лица. Он готов был кричать от радости, петь, танцевать. Но этого делать было нельзя, потому что это тайна, открытие которой могло стоить ему головы, а смех без причины – признак дурачины. Поэтому Мишелю оставалось только улыбаться. И он улыбался, делал комплименты цветочнице на углу его дома, девушкам‑машинисткам в редакции газеты и просто незнакомым ему парижанкам. От Филиппа не укрылось его возбуждение.
– Мишель, вот уже пять дней ты сияешь, как новогодняя ёлка. Поделись, иначе сочту тебя за сумасшедшего.
– Она, она… – Он задыхался от чувств, переполнявших его.
– В конце концов, можешь внятно сказать?!
– Она улыбается, ходит и говорит.
Филипп не верил услышанному. Даша пришла в себя. Но это из области фантастики!
– Прости, Мишель, но, по‑моему, ты сошёл с ума.
– Вовсе нет, доктор говорил, что мозг ещё до конца не исследован и возможно всё что угодно. И вот это случилось! Мне писали, что она пришла в себя, начала садиться на кровать, пытается самостоятельно есть и ходить. Я не удержался и поехал в госпиталь…
– Безумец!
– Плевать, зато теперь я знаю: она идёт на поправку и говорит. Боже, какое это счастье – слышать её, видеть, держать за руку. Я самый счастливый человек. По возвращении я сходил в церковь на службу, поставил свечу и помолился.
Филипп смотрел на Мишеля и искренне был рад за него и Дашу. Он понимал, что именно благодаря молитвам возлюбленного Даша вернулась к жизни.
– Что теперь?
– Ничего, Даша выздоравливает, за ней есть кому присмотреть. А у нас дело, которое не терпит суеты и спешки. От террора мы не уходим. Сейчас вся оккупированная Франция должна гореть огнём. Листовки должны быть расклеены везде, даже на комендатурах и казармах немецких солдат. Будем вербовать сочувствующих нам. Этим и займёмся. Я им за Дашу такое устрою, век меня не забудут…
– Правильно, так и надо. Теперь я вижу перед собой прежнего Мишеля. Слава богу, а то я уже…
– Нет, всё в порядке, и, главное, Даша, не винит меня, а, наоборот, говорит, что это было тем испытанием, которое нас ещё больше сблизило.
– Рад за вас обоих. На свадьбу пригласите? Хотя какая свадьба, когда вокруг творится такое…
– Вот именно, самое время. Всё это временно. Да, я понимаю, что хожу по лезвию. И тем не менее мой род не должен на мне закончиться. Уверен, Даша родит мне сына и дочь, будет кому фамилию передать.
Войны, революции, голод – всё проходит, и жизнь продолжается. Филипп в очередной раз в этом убеждался. Сейчас на его глазах рождалась надежда на то, что человечество в лице Мишеля и Даши имеет продолжение. Филипп не переставал открывать для себя Мишеля. Мальчишкой тот прошёл через бури Гражданской, волны которой сначала выбросили на греческий остров, а затем привели сюда. С нуля начав жизнь, обретает любовь тут, вдали от отчего дома. Сильная, волевая личность, которая способна дать крепкое потомство. Так и надо!
Новый, 1941 год встречали в узком кругу: Мишель, Даша, Филипп, доктор Мате и Фирсанова с Лодек. Мишель не сводил глаз с Даши и не выпускал её руки. Филипп с Мате беседовали о превратностях судьбы.
– Посмотрите на них, он – представитель старой России, она же – человек новой, идеологически чуждой ему Родины. А вот нате, нашли друг друга…
– Согласен с вами, Филипп, это необъяснимо, но факт, и я рад тому, что стал свидетелем этого. Его отец – храбрый воин, который спас мне жизнь. Теперь я вижу сына и ничему не удивляюсь.
– Вы воевали?
– Да, Западный фронт. Я был в составе третьей армии генерала Ришо.
