Чемодан – вокзал – Кавказ
Короток женский век, как у подёнки. Вообще жизнь коротка: только вчера психовали из‑за близких немощных стариков – а уже на пороге стеснительно топчется собственная старость. Как быстро вернулся бумеранг!
– Хорошо стариться в Америке, – вздыхает Вера. – Там не дома престарелых – а сказка.
– Не свисти, – это Вахрамеева. Она жила в Америке семь лет. – Там тоже разные дома престарелых. Там тоже всё зависит от денег.
– Хорошо стариться на Кавказе, – упрямо заходит на второй круг Вера. – Была бы там родня – и айда: чемодан‑вокзал‑Кавказ. Или хотя бы в Среднюю Азию. Там старость носят на руках.
Где‑то я уже это читала: стариться надо на востоке.
«У нас тоже, как на Востоке, уважают старость, – думаю я. – Пока она на ногах. Пока возится в огороде, закатывает банки, нянчится с внуками, тратит пенсию на любимых детей. Переписывает на них квартиры, машины, гаражи.
Как только старость обессилеет, сляжет и начнёт ходить под себя, – сыны и дочки немедленно вспоминают, что они никакой не Восток, а совсем даже наоборот: настоящая Европа. А в Европе, извините: дети сами по себе, родители сами по себе».
***
Сегодня у нас грустный повод собраться в «Папуасском счастье». От пневмонии скончалась Елена Аркадьевна: не прошла бесследно ночёвка под ёлочкой.
На похороны – вот чудо! – прибыла в своей перламутровой «ауди» Эванджелина. Возложила на могилку огромный букет синих гвоздик. Я видела, как у неё блестели слёзы на ресницах.
Узнав о планируемых маленьких поминках в подвальной кафешке, напросилась с нами. Наполнила крошечный полутёмный зальчик ароматом прелестных, тонких духов. Оглядывалась и говорила: «А здесь миленько». Заказала на всех водки, блинов, пирожков. О, мы узнавали Эванджелину с новой стороны!
Мы узнали её с новой стороны ещё больше, когда с непривычки и с холода все нечаянно набрались. И поминки (да простит нас Елена Аркадьевна) сменили минорную тональность на истерично‑весёлую.
Эванджелина рассказывала, как выживала в девяностые. Тогда её звали просто Эвочка, она сновала как челнок, между Турцией и Россией. Надрывалась, таская неподъёмные грязные, рваные баулы. Однажды ей предложили перевезти маленькие мешочки. Сказали: с чудодейственным травяным порошком, для одного известного целителя и мага. Вознаграждение равнялось годовому доходу Эвочки.
Два туго набитых тяжёленьких пластиковых мешочка формой были длинные и узкие, как колбаски. Наивная Эвочка не понимала, почему их нужно провозить тайно, в своём теле. И лишь когда благополучно пересекла таможню и от знающих людей узнала, что было в мешочках… И сколько бы за тот целебный порошок, по совокупности, огребла…
Эванджелина приподняла каштановую гриву, показала стильную седую прядь:
– Видите? Как белилами мазнули, с той поры никакая краска не берёт.
Дробышко интересовало, получила ли Эванджелина обещанную сумму.
– Да что вы! Заплатили какие‑то копейки. Мол, если налажу конвейер – тогда полноправно войду в долю. Пригрозили, что пикну кому – это будет мой последний «пик». Зато, девочки, – она мечтательно закатила глаза, – какие непередаваемые ощущения, какой бесценный, малоизвестный в те годы сексуальный опыт я приобрела, перевозя в себе те мешочки‑колбаски… Ну, в интимных местах. Две колбаски одновременно. Совместила приятное с полезным.
Мы тупо переглянулись. Первой неуверенно хихикнула Эльза. Потом дошло до Дробышко. Потом грянули хохотом мы все. Эванджелина наивно смотрела на нас, хлопая ресницами, как примерная школьница: дескать, что смешного‑то?! Но снова у Эванджелины – или нам показалось? – блеснули влагой глаза.
Жизнь научила меня разбираться в людях. Я вижу: Эванджелина настоящая.
***
С этого дня она частенько коротает с нами время в «Папуасском счастье». Мы рассказываем Эванджелине всё‑всё.
Про нефтяных старушек. Про Терентьевну, которой внук сломал руку, а она этой сломанной рукой всё равно отписала ему дом. Про подругу Дробышко, которая как только подарила племяннице квартиру, так взяла и потонула в ванне во время купания. Хотя сердце имела завидное, давление 120 на 80, сахар и холестерин – хоть в космос отправляй. Рассказали про снегурочку Елену Аркадьевну. И даже – опустив глаза и тяжко вздыхая – про собственных свекровей и бумеранг.
Всё, всё у нас худо‑бедно защищено законом. Дети‑сироты, зэки, бомжи, даже бездомные собаки и кошки. Всё, кроме бесправной старости. Старость загнана в угол, как дряхлый волк, обложена красными флажками.
Мы не хотим покорно ждать немочи. Мы взбунтовались и, пока находимся в здравом уме и ясной памяти, желаем перевернуть ситуацию. Нас, на весь город пять отчаянных одиноких пенсионерок. Мы показываем Эванджелине план: сложную схему с зачёркнутыми кружочками, стрелочками.
Государственный дом престарелых? Не дай и не приведи Господи. Жирно‑прежирно зачёркиваем сразу.
Вот пышно рекламировал себя частный проект «Тёплый кров». Его филиалы, как паутина, опутали всю страну. Мы им – квартиры в ренту, они нам – лечение и уход на дому, в родных стенах. После череды подозрительных старушечьих смертей проектом заинтересовалась прокуратура. Зачёркиваем.
Вот городские власти в бывшем детском садике решили устроить элитный приют для пожилых. Взамен собственных квартир: отдельные уютные комнатки с ванной, туалетом и кухонькой. Бесплатные лекарства. Круглосуточное дежурство внимательного медицинского персонала. Холл, где можно поболтать с соседями, садик, где можно гулять…
Кроме нашей «великолепной пятёрки», во всём городе желающих не нашлось. Кто‑то испугался (а ну, и здесь заведётся улыбчивая медсестра‑обаяшка со смертельным уколом?). Кому‑то дома закатили грандиозную истерику дети. Сейчас в том детском садике с комфортом расположилось очередное чиновничье подразделение. Зачёркиваем.
Мы даже в женский монастырь ездили, беседовали с матушкой. Дескать, готовы отписать недвижимость монастырю – а взамен за нами, когда занеможем, пускай ходят монашки‑послушницы. Кроткие, терпеливые, стариковской грязи не погнушаются… Нам хорошо – и монастырь процветает.
Матушка замахала руками: только этого христовым невестам не хватало. Дрязги с роднёй, которая как мухи слетается на запах наследства… Судебные иски, психиатрические экспертизы, скандалы в газетах… Пробовали заключить ренту с одной старушкой, так до сих пор икается (матушка в неподдельном волнении перекрестилась). Нет, нет и нет. Вы нас в суетные мирские дела не впутывайте. Монастырь не для того создан, чтобы бизнесом заниматься, а замаливать грехи наши.
Зачёркиваем. Мы в тупике.
– Я же говорю. Один выход: чемодан‑вокзал‑Кавказ, – настаивает Вера.
Эванджелина с состраданием смотрит на нас. Она не знает, как нам помочь. Но при слове «Кавказ» задумалась – и вдруг вся встрепенулась, ахнула.
– А ведь это идея… Чем чёрт не шутит?! У меня в Магасе живёт подружка… Сегодня же спишусь с ней, закину удочки.
– Ага, – бубнит Дробышко. – Нужны мы им, как рыбе зонтик. Там, знаете, какие богачи живут? По телевизору показывают: сплошь каменные дома. Вокруг стены бетонные трёхметровые.
