Чужак
Она метнулась, не то бежала, не то шла, цепляясь за бревенчатые стены. В дыму, среди рвущегося в небо пламени, различила фигуры волхвов – в белых одеждах, с развевающимися гривами волос, с бородами едва не до колен, словно призраки. Волхвы шли, окруженные кольцом воинов, делали мечущимся людям знаки. Вокруг них, под защитой воинов, уже собирались дети, бабы с младенцами на руках, отроки, мужики в длинных распоясанных рубахах. И под руководством волхвов все двигались в одном направлении, в сторону градских ворот.
Карина попыталась было примкнуть к ним, но путь преградила вынесшаяся из‑за угла большая группа киевлян, наскочили на беженцев, сцепилась с охранниками волхвов. Люди стали разбегаться. А распаленные киевские дружинники наседали, кричали:
– Бей радимичей! Мсти за Дира!
Карина вновь кинулась прочь, металась среди переходов. Огибая какое‑то строение, едва не налетела на Ульва, который тащил ослабевшего Дира. Они не обратили внимания на возникшую рядом бабу, зато, когда по проулку их догнал воин с мечом, Ульв отреагировал мгновенно. Увернулся, отбил выпад, сам нанес единственный поражающий удар.
Почему‑то Карина поплелась следом, словно искала у них защиты. Ульв еще дважды ловко отбивался от нападавших. С последним ему пришлось туго. Оставив сразу осевшего Дира, ловко рубился, тесня врага. И будто только тут заметил рядом девку.
– Князя помогай тащить, дура!
Он толкнул ее к Диру, но тут при отблеске пожара все же разглядел.
– Ах ты, тварь… Из‑за тебя все.
Она попятилась, видя, как он заносит руку для удара. «Вот и все», – пронеслось в голове, а сама, словно зачарованная, следила, как сверкнул алым его клинок.
Но меч не успел опуститься – из дыма неожиданно возник всадник на игреневом коне, сбил Ульва, так что тот только охнул, отлетев и выронив меч. А всадник, страшный, в сверкающем личиной шлеме, уже грохотал копытами совсем рядом. Карина узнала Торира. Но он будто и не видел ее – глядел на медленно поднимавшегося Дира. Карина даже подумала – вот сейчас убьет наворопник князя.
Но Торир осадил Малагу. Смотрел сверху вниз.
– Гляди, Дир. – Он указал на зарево вокруг. – Гляди и знай: так исчезнет все, что своим назовешь. Ничего не будет у тебя, голым останешься, зря жизнь проживешь. И тогда я приду убить тебя. Слышишь меня, выродок?!
Дир глядел на страшного всадника растерянно. Где‑то в стороне кричал Ульв:
– Дир, я сейчас, Дир!..
Но Торир уже развернул Малагу, поехал прочь. Дир ошалело глядел ему вслед. Карина тоже. Потом побежала следом.
– А я? Как же я?
Вокруг гудело пламя. Мимо молодой женщины с визгом пронеслась большая свинья, сбив ее с ног. Поднявшись, скользя, Карина продолжала бежать. Но уже потеряла Торира из виду. Зато смогла наконец определить, где находится, – почти у самых градских ворот. Надо было выбираться отсюда во что бы то ни стало.
У башен ворот она попала в поток беженцев, в их толчее протиснулась в распахнутые створки у частокола. Давка там была страшная, а в толпе на мосту вообще прижали к перилам так, что едва не задохнулась. И ощутила в себе тугую ноющую боль. Но не о том сейчас думалось. Отталкивая кого‑то, цепляясь за перила, она все же перебралась на другую сторону. И поняла, куда бежит толпа.
На освещенном заревом пожара открытом пространстве околоградья стояли волхвы, глядели на огонь. Рядом собрались воины из радимичских родов, в меховых накидках, с топорами и длинными копьями. Покинувшие град люди толпились вокруг них, смотрели, как горит жилье, многие бабы голосили, но те же волхвы успокаивали толпу, даже оказывали помощь, поили чем‑то, давали одежду.
«А ведь Копысь уничтожили по их повелению», – поняла Карина. Ей стало грустно. Не было желания идти под покровительство тех, кто затеял все это. И ее варяг был едва ли не зачинщиком всего.
Тут она вновь увидела его. Торир сидел на коне подле волхвов, ярко освещенный заревом пожара. Он что‑то говорил служителям богов, потом развернул Малагу, поехал прочь – легко и спокойно, словно и не после боя. Его отсвечивавшая огнем личина шлема казалась жуткой маской с дырами для глаз.
Карина смотрела на него и в какой‑то миг даже возненавидела. Но на один миг. А потом вдруг вспомнила, как они встретились, как он спас ее, каким ласковым был. И защемило, забилось глупое сердце.
– Торир! – закричала она. – Торша мой!
Сзади гудело пламя, впереди гомонила толпа, слышалось торжественное пение волхвов, славивших покровителя Перуна. Вряд ли Торир различил голос Карины сквозь шум. Он ехал прочь, двигался по склону в сторону змерзшего пустынного Днепра, похожего сейчас на белую равнину. Вот он въехал на лед, придержал коня, переходя с рыси на шаг, двинулся в сторону противоположного берега.
Карина не знала, зачем бежит следом. При каждом шаге ощущала ноющую боль в пояснице, но не замедлила шагов, звала его. Больше всего боялась, что Торир уедет и никогда больше не сведет их Доля.[1]
Двигаясь в обход градской насыпи, она не успевала догнать его, поэтому и стала пробираться по самому крутому склону, надеясь так оказаться на круче, под которой предстояло проехать варягу. И она лезла по глубокому снегу, увязая по колено, порой отирая пригоршнями пылающее лицо. Снежные пласты сползали, она цеплялась за что могла, не обращая внимания на боль в теле.
Варяг ехал по льду медленно и осторожно. Карина же, наоборот, спешила.
– Торир! Любый, не оставляй меня! Не смей!..
Ее волосы разметались, она досадливо отстраняла их, поскальзывалась, падала на четвереньки, вновь вставала и торопилась.
– Торир!
О пресветлые боги! Он все же услышал ее, оглянулся. Попридержал коня.
– Торир, я здесь!
Снег предательски полз под ногами. А сердцем уже овладела внезапная радость. Засмеялась счастливо, видя как он развернул Малагу, едет к ней. Кажется, что‑то кричал, махнул рукой. Жест такой, словно приказывал вернуться. Ну уж нет!
И тут снег обрушился и она потеряла равновесие. Скользила, падала, перекувырнулась через голову. Упала.
Сильно ударившись боком, Карина охнула. Какое‑то время лежала неподвижно, оглушенная болью. Потом попыталась привстать. И сцепила зубы, чтобы не взвыть, завалилась, как в судороге, на спину. Стон рванулся, когда словно заступом ударило в низ живота, будто стальными когтями рвануло поясницу.
Под головой загудела земля. Не земля – твердый лед. Кто‑то был рядом, но она в первый миг ничего не соображала. Было так больно… Застонала, когда сильные руки приподняли ее.
[1] Доля – судьба; персонификация счастья, удачи в славянской мифологии.
