Цветное лето, чёрно-белая зима. Школьный ретророман

Он ждал её минут сорок, всё оттягивая возвращение домой. За это время солнце, к вечеру всё‑таки показавшееся на небе, опустилось за шестнадцатиэтажку напротив, и в комнате сразу стало темно и как‑то совсем одиноко. Пора было уходить.

Он закрыл квартиру, положил ключи в щиток, и уже сделал шаг, но тут ему показалось, что связку видно. Он подвинул ее вглубь и услышал глухой звяк. Посмотрел внимательно. Внутри у него похолодело: ключей не было – они провалились в трубу, по которой шла проводка между этажами.

Десять минут он пытался выковырнуть ключи обратно, совершенно не надеясь на успех. На площадке выше этажом открылась дверь, и он услышал, как из квартиры донеслась музыка Алисы.

Макс подумал, что это, пожалуй, рекомендация, и, шагая через две ступеньки, поспешил наверх. Молодой парень стоял на лестнице и курил.

– У тебя куска проволоки не найдётся? – спросил Макс. – Сантиметров тридцать. Ключи в трубу провалились.

– Сейчас посмотрю, – ответил парень, затушил сигарету в консервной банке, висевшей на перилах, и ушёл в квартиру, откуда пел Кинчев.

– Держи, – парень протянул длинный кусок медной проволоки.

Макс поблагодарил и пошёл пытаться дальше. Через полчаса он позвонил в квартиру меломана и отдал проволоку.

– Что, получилось? – поинтересовался тот.

– Нет, – печально ответил Макс.

Парень даже спустился, чтобы помочь, и они пытались достать ключи вдвоём. Без толку. Он ушёл в свою квартиру дослушивать альбом и ужинать, а Макс сглотнул слюну, уловив запах еды, сел на приступок напротив дверей лифта и стал ждать, когда вернётся Ирма и оторвёт ему голову. Квартира‑то съёмная. Есть второй комплект или нет – неизвестно.

Медленно тянулись минуты, складывались в часы, а Макс сидел и вспоминал сегодняшний разговор с Жаном. От него почему‑то остался неприятный осадок. Жан указал на ошибки? Но Макс сам был недоволен снимками, дело не в этом. А в чём? В этом его будь безжалостен к себе? Да, ближе. На свете до фига людей, которые при необходимости будут совершенно безжалостны к Максу. Увеличивать их число за счёт наиболее заинтересованного лица – самого себя – как‑то неправильно. Себя гнобить – последнее дело. Хотя, может, Жан и не имел в виду ничего настолько радикального, просто профессиональный подход. Но, честно говоря, Макс не чувствовал себя в достаточной мере профессионалом, ему было неуютно от слов выкинь и сними по новой. Но всё равно это не совсем то. Что‑то еще было сегодня, что‑то до разговора с Жаном.

И внезапно он понял. Девушка с жёлто‑соломенными волосами. Это ощущение, когда внутри распахиваются окна и двери. Взгляд мельком, даже лица как следует не рассмотрел, просто цветовое пятно, крик чайки – и такой сногсшибательный результат. Ни один из его снимков даже близко не стоит по силе воздействия к этому событию. И это очень плохо для него как для фотографа. Это значит, что он занимается совсем не тем, чем надо.

Цвет. Вот что нужно. Цвет, оказывается, сам в себе несёт сообщение даже помимо формы. А Макс всю жизнь занимается чёрно‑белой фотографией; мыслит как график, видит как график: уровнями яркости, распределением полутонов, линиями и плоскостями, геометрией пространства. И он до сих пор начинающий. А цвет – это совершенно другой мир, живущий по своим законам. Надо учиться заново, не говоря о том, что технология в разы сложнее. Про негативную цветную съёмку можно даже не думать, это ему не осилить, разве что слайды…

Он вздохнул, посмотрел на часы и всерьёз забеспокоился. Скоро последняя электричка домой. А если Ирма не придёт ночевать, ему что, куковать всю ночь на лестнице? Если бы предупредить её хотя бы, а так вот уйти и оставить человека без ключей от собственной квартиры? Нет, нельзя.

Когда осталось двадцать минут до закрытия метро, и он увидел в лестничное окно, как за две улицы от их перекрёстка показался автобус, наверное, последний на сегодня, – он решился.

В школе ему хорошо давался спринт, но так, как Макс бежал на остановку сейчас, он не бегал никогда. Он влетел в автобус за секунду до закрытия дверей, стёр пот со лба и плюхнулся на коричневое сиденье икаруса‑гармошки.

Как назло, они еле тащились; в недрах автобуса что‑то натужно скрипело, Макс ежеминутно смотрел на часы и нервничал. Когда раскрылись двери, он рванул к метро с низкого старта и, еле успев затормозить, уткнулся в запертую дверь.

– Капец, приехал! – сказал он себе, развернулся и медленно побрёл обратно.

Он шёл пятьдесят минут по опустевшим улицам, ругая себя, чёртову трубу в щитке, этот несоразмерный человеку огромный город и гигантские дома, обещая себе, что если будет возможность выбора, он поселится в двух‑трёхэтажном доме, не выше. В маленьком приморском городке, вроде Кюльмайоки, но только у тёплого моря. Чтобы можно было вечером выйти в сад босиком, в одних шортах и майке, поставить кресло, взять чайник и под стрёкот цикад читать книгу или беседовать с друзьями.

Когда он поднялся на этаж Ирмы, у него было сухо во рту, отваливались ноги и закрывались глаза. Он опять сел на приступок напротив лифта и незаметно задремал.

Макс открыл глаза, услышав чьё‑то тяжёлое дыхание, и вздрогнул. Прямо перед ним маячила морда чёрного, как сажа, дога.

– Лорд, ко мне! – скомандовал хозяин, одетый, несмотря на жару, в душный чёрный костюм. Дог лениво двинулся за ним.

– Шайтан! – прошептал Макс ему вслед.

Дог развернул морду и вопросительно уставился на Макса.

– С‑э‑э‑э‑р? – протянул Макс.

Дог посмотрел на Макса, как на умственно отсталого, и с достоинством удалился.

Потом совсем рядом за шахтой лифта клацнул замок, и на площадку вышли люди.

– Везёт, как утопленнице, – сказала женщина.

Макс услышал, как щёлкнула зажигалка, кто‑то засипел трубкой, и до Макса донёсся сладкий аромат табака.

– Ты ведь понимаешь, что он тебя не любит? – спросил мужчина.

– Конечно. Как и ты. Он – Крысолов, это его природа – увлекать души.

– Ты помнишь, что стало с крысами? – спросил мужчина.

– Ещё были дети, – ответила женщина. – Что стало с ними, никому неизвестно. Может, им повезло больше?

– Как‑то меня не очень вдохновляет перспектива идти за Крысоловом с завязанными глазами в надежде на лучшее, – сказал мужчина и опять пыхнул трубкой.

– Ну конечно! Ты предпочитаешь всё режиссировать сам. А в конечном итоге вы друг друга стоите. Вас интересует только ваше дело. Он завлекает, ты играешь в игры.

– Ты заблуждаешься насчёт меня. Это не дело, это гораздо больше, это Игра с большой буквы.

Потом были звуки какой‑то возни и смех женщины:

– Нет, Джокер, со мной это не прокатит…

Макс, против воли ставший свидетелем странного разговора, заинтересовался, но в этот момент опять открылась дверь, он услышал музыку, чёрное диско семидесятых, хлопнула дверь, и на лестнице опять стало тихо.

Он подумал, что у Ирмы очень занятные соседи, и опять закрыл глаза.