День города

Меню не понадобилось, – Димон, не утруждая себя выбором, заказал всего три блюда легкой закуски, правда, в большом, на всю компанию, количестве. Настя отправилась на кухню, чтобы передать заказ и слегка притормозила, проходя мимо скучающего в дверях охранника.

– Сереж, эти, – легкий кивок головы в сторону клиентов, – со своей выпивкой. Надо, наверно, Сазоновой сказать?

– Ты чего, Насть? – весело изумился охранник. – Это же Манцур‑сынок гуляет. Сазонова связываться не будет – себе дороже. Я так понял из их базара, что днюха у него сегодня. Это до утра теперь. Плохо. Главное, чтобы водил цеплять не стали, у тех с ответом не заржавеет, ментов вызывать придется. В общем, девочка, – заключил он, то ли с сочувствием, то ли с легкой издевкой, – не в кайф у тебя сегодня смена. Намучаешься с ними, а чаевых – хрен на блюде.

Пророчество умудренного опытом охранника на этот раз не сбылось. Уже к двум часам ночи компании заметно скисла, – видно, на «Пит‑Стоп» выпала завершающая стадия длящейся весь день пьянки. Когда прибыли несколько вызванных из города такси, участники застолья были едва в состоянии натянуть на себя одежду, путаясь в рукавах и помогая друг другу. Потом будили тех, кто давно заснул, уютно пристроив голову на заляпанной скатерти, хрипло матерясь, за ноги вытащили из‑под стола товарища, предпочитавшего отдыхать в горизонтальном положении, и долго пытались его одеть.

Димон, выглядевший чуть трезвее остальных, бросил короткий взгляд на принесенный Настей счет.

– Не видел тебя здесь. Новенькая, что‑ли? – спросил, широким жестом распахивая кожаное портмоне.

– Да, третью неделю.

– Когда теперь смена?

Настя помолчала, отвела глаза, наблюдая за тем, как Сергей мягко помогает уходящим гостям вписаться в дверной проем. Говорить правду почему‑то не хотелось, врать, скорее всего, было бессмысленно, и нужный ответ никак не приходил в голову.

– Ну?

– Послезавтра, в день.

Димон, не считая, швырнул на скатерть несколько пятитысячных купюр, тяжело поднялся, опираясь о стол, несколько секунд стоял, слегка покачиваясь и не сводя с девушки тяжелого затуманенного взгляда.

– Приду, короче.

Он явился вечером, под конец смены. Пьяный, хоть и не до такой степени, как в прошлое посещение, уселся за один из обслуживаемых Настей столиков, заказал пиво. Сидел тихо, изредка прикладываясь к кружке и равнодушно наблюдая за деловитой суетой официанток и расслабленным отдыхом посетителей. Видно, отсутствие благодарных зрителей делало бессмысленным шумные выступления, и он спокойно ожидал окончания Настиной смены.

– У нас пересменок начинается, не могли бы вы закрыть счет сейчас?

Расплывшись в широкой пьяной улыбке, Димон некоторое время молча смотрел на нее снизу вверх, машинально постукивая пальцем по почти пустой кружке.

– Садись, – показал на стул напротив, – разговор есть.

– Нам запрещено сидеть с гостями.

Манцур откинул голову и громко, на весть зал захохотал.

– Лежать, значит, разрешено, а сидеть – запрещено.

Настя скорее почувствовала, чем увидела, обратившиеся на них из‑за соседних столов любопытные взгляды.

– Садись, говорю, – уже тише повторил Димон.

Она отодвинула стул, присела на самый краешек, изобразив на лице вежливое терпение.

– Меня, короче, Димон зовут, если ты не в курсе, – начал он, вальяжно откинувшись на спинку стула и глядя на девушку с добродушным покровительством. – А про тебя я все уже узнал. И когда узнал, вот, что решил. Из гадюшника этого я тебя, короче, забираю. Пристрою пока в «Шмаровский Купец», мне это легко, я, вообще, куда угодно могу пристроить. Покантуешься до лета там. Ты клевая девка, понравилась мне, а те, кто мне нравятся, под пьяных дальнобоев не ложатся. Летом я в Москву сваливаю, со мной поедешь, короче.

– У меня смена закончилась, – произнесла Настя официальным голосом. – Оплатите счет, пожалуйста.

– Ты чего, подруга? – Манцур, похоже, искренне удивился. – Ты не догоняешь что ли? Тебе чего, каждый день такие расклады выдают? Давай‑ка, короче, сворачивай тут свои делишки, – он положил на стол деньги, даже не взглянув на сумму счета, – и чтобы через пять минут была готова. Сейчас поедем с тобой в одно уютное гнездышко, не в такой клоповник, как у вас наверху, – у приятеля хата есть, как раз для таких случаев, освободил для меня на ночь. Так что, давай мигом.

Как только Манцур оплатил счет, Настя с облегченным вздохом сгребла деньги со стола, убрала в карман передника и последнюю фразу клиента дослушивала уже стоя.

– Вот что я тебе скажу… Димон, – устало произнесла она. – Ни в какое гнездышко я с тобой не поеду – это раз. Я про тебя тоже кое‑чего узнать успела – это два. Ты, конечно, можешь подойти к Славику и попробовать договориться насчет меня, но тут тоже облом – у меня сейчас красные дни календаря. Это три. В нерабочее время прошу меня не доставать – это четыре. Сдачу сейчас принесу – это пять.

…В течение следующих двух месяцев Насте пришлось изрядно понервничать, выдерживая активную и довольно плотную осаду. Манцур появлялся в «Пит‑Стопе» почти в каждую ее смену и, если не заваливался в зал – один или с приятелями, – то ждал на улице в машине. Машины были всегда разные, – Димон, не имея ни собственной «тачки», ни прав, частенько рассекал по городу на автомобилях друзей, которые ему охотно одалживали. Каждый раз, находясь в различных стадиях опьянения, за то короткое время, которое оставляла ему Настя, торопливо добегающая до корпоративной «блядовозки» или автобусной остановки, он доносил до нее в разных вариантах один и тот же набор мыслей: «Все равно будешь моей, никуда не денешься. Не было еще в городе такой телки, чтобы мне отказала. Задницей навиляешься – сама потом приползешь».

Все это продолжалось до того вечера, когда Настя, всегда встречавшая призывы и реплики Димона холодным молчанием, не сумела сдержаться и, уставшая и задерганная после тяжелого дня, ответила опостылевшему поклоннику так, что уже через пять минут, испытывала нешуточный страх и проклинала свою несдержанность.

Закончив дневную смену, она спешила к автобусной остановке, когда внезапно вынырнувший откуда‑то сбоку Манцур придержал ее, ухватив за рукав куртки.

– Куда торопишься, подруга? – с пьяной ухмылкой поинтересовался он. – Небось, братцу своему, дебилу, жопу подтереть не терпится?

Настя притормозила, резко обернулась, глядя на Димона расширенными от злости глазами. В голове крутились десятки ответов – одни оскорбительнее другого. Она лихорадочно подбирала слова, чтобы унизить Манцура, растоптать его самоуверенную наглость, короткой фразой отшить его навсегда, слова, в которых выразится все – и отупляющая усталость после рабочего дня, и глухое раздражение от навязчивых домогательств, и чувство тоски от беспросветной монотонности ее только начавшейся жизни. Она хватала ртом воздух, никак не находя подходящего ответа и еще больше злясь от этого.