Девушка с ароматом жасмина
– Молодец, крольчонок, – я всегда хвалил детей, даже за мелочи.
Настроение мое улучшилось, в дом забежал кусочек счастья, Фиона тоже улыбалась, глядя на Марго. Она очень любила наших детей.
– Мам, давай завтра съездим в аквапарк? Пожалуйста!
– Конечно съездим.
Съемки должны были начаться через месяц, все было почти готово. Пока было время, я свозил детей в Диснейленд, Фиона отказалась, сказала, что устроит девичник. А я был рад провести время с детьми. Я заряжался от них как батарейка. К нам присоединилась Ирен, дети любили ее.
– Мне кажется, ты неправильно строишь свои мысли в голове, – вдруг сказала она, – посмотри на себя, ты гонишься за чужими эмоциями, за чужим счастьем. А где твое собственное? Ты и на Полину эту запал, потому что в ней эмоций на десятерых. Ты стал вампиром, притом, что твоей собственной энергии предостаточно. Куда все делось? Что с тобой стало?
– Мне сорок один год, я старею! – шутил я.
– Возраст тут ни при чем. Ты закрылся от жизни, – не сдавалась Ирен.
– Откуда тебе знать, ты моложе меня на десять лет. Доживи сначала до моих лет, – так же с улыбкой ответил я. Но я понимал, что она права.
– Фиона тонет и тянет тебя за собой.
– Она не дает мне ей помочь, а сам я не знаю как. Я ходил к психологу, он сказал мне, что она сама должна захотеть жить лучше, никто не сможет ее заставить. У нас не все так плохо, в общем даже хорошо, поэтому она не двигается вперед. Психолог посоветовал сделать ее жизнь хуже. Звучит, конечно, странно, но я понимаю смысл. Ей нужен волшебный пендаль. Но я чувствую себя обязанным ей, она бросила карьеру ради семьи. Я знаю, что неправильно так думать, но я думаю. И делать ее жизнь еще хуже мне просто совесть не позволяет. Мне кажется, что я уже все перепробовал. Я не знаю, что будет дальше, когда начнутся съемки дома я буду гораздо реже. Может это и будет пендалем, не знаю.
– То есть ты не живешь из‑за чувства вины за то, что она бросила сцену? – удивленно спросила Ирен, – она пожертвовала карьерой, а ты должен жертвовать своей жизнью??
– Я бы сказал другими словами, но смысла это не изменит.
– Что это вообще за бред? Почему в твоем видении люди всегда должны чем‑то жертвовать?
– Это наверно прозвучит страшно, но пока Фиона была счастлива, мы оба были счастливы. Теперь, раз она не испытывает радости к жизни, я тоже не могу ее испытывать, потому что это будет предательством с моей стороны.
– Господи, дайте мне кто‑нибудь ружье, я застрелю этого придурка! Ты хоть сам слышишь, что ты вообще несешь?!
– Да. И когда говоришь это вслух, понимаешь всю абсурдность ситуации.
– Ты не можешь нести ответственность за выбор Фионы. Это глупо. Ты не бросаешь ее, напротив, ты делаешь все, чтобы наладить вашу жизнь, но она отказывается от помощи. Это очень эгоистично с ее стороны, она же видит, что ты задыхаешься рядом с ней, но все равно держит тебя.
– Мне кажется ты преувеличиваешь. У нас не все так плохо. Мы не ругаемся, мы поддерживаем друг друга, воспитываем детей, у нас замечательные дети, они нас обоих любят. Мы занимаемся сексом, в конце концов, и даже получаем от этого удовольствие. Я не могу сказать, что мы несчастны. Но мы и не счастливы. Я думаю, так живет восемьдесят процентов населения всей планеты.
– Так может жить хоть все население планеты. Только ответь на вопрос, ты хотел бы видеть Фиону, такой как эта Полина?
– Да, было бы идеально.
– Это говорит о том, что ты хочешь быть счастливым. Мне кажется, что ты уже просто забыл, что это такое, быть действительно счастливым, поэтому и не стремишься к счастью. Ты забыл, какой у него вкус. Но Полина всколыхнула в тебе это чувство, и ты побежал за ним как наркоман. Ты противоречишь сам себе. Ты сам сказал, тебе сорок один год, не успеешь оглянуться, как будешь подводить итоги своей жизни, и непременно будешь сожалеть, – Ирен обняла меня. – Я люблю тебя, ты мой друг, и я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Жизнь без счастья не имеет никакого смысла.
3
Разморозка
Было первое общее собрание, мы обсуждали персонажей, их характеры и в чем они их проявляли. Полина задерживалась и мы начали без нее.
– Ей это не понравится, – сказал режиссер от английского канала, – но мы не можем ее ждать.
Пошли бурные обсуждения и споры. В их разгар вошла Полина, и тихо села на пустой стул. Она пыталась понять, о чем спор. По выражению ее лица я увидел, что она уловила суть разговора. Лицо ее становилось жестче. Я никогда не видел ее с таким выражением лица, и мне было интересно наблюдать за ней. Я сидел молча, я не участвовал в споре, мне хватало дипломатичности дождаться, когда все выпустят пар, и только тогда высказать свое мнение. Лицо Полины становилось все темнее и темнее. Мне было интересно посмотреть на бурю. А умеет ли она вообще создавать бурю? Должна бы, она владела рестораном, вероятно должна была уметь управлять людьми.
– Нет, ты не понимаешь, – спорила одна актриса с другой, – Ингрит хочет помочь Марии, она хочет как лучше, это не зависть.
– Нет, Ингрит завидует Марии, – вмешалась в спор Полина.
– Нет же, это не зависть, она так проявляет дружеское отношение, – не унималась та актриса, что играла Ингрит.
Тут Полина встала со стула. Да! Будет буря! Где моя камера?
– Ты будешь мне рассказывать, что чувствует Ингрит??! – закричала Полина. – Никто не знает каждого персонажа лучше, чем я! Потому что я их придумала! – Актриса, игравшая Ингрит, хотела что‑то возразить, но Полина осекла ее жестом. – Если ты прямо сейчас не заткнешься, если все вы сейчас не заткнетесь, я разорву контакт и сегодня же уеду домой!
В зале, наконец, повисла тишина.
– А она может? – кто‑то тихо спросил нашего продюсера.
– Может, – ответил тот, – контракт это предусматривает, так что лучше бы всем и правда заткнуться, если мы хотим снять этот чертов сериал.
– Меня достало то, что все пытаются рассказать мне, что и как должно быть в книге, которую написала я! – продолжала кричать Полина. – Я сразу сказала, что отходить от книги мы не будем. Вы согласились, – кричала она уже на режиссеров и сценаристов, – но, несмотря на это, все целый год пытались подсунуть мне свои мысли. Вам нравится другая книга? Так напишите ее и снимайте по ней что хотите! Это была последняя капля. Если еще раз хоть кто‑нибудь начнет рассказывать мне о моей же книге, контракт будет расторгнут!