Девушка с ароматом жасмина
Мы начали проигрывать сцену.
– В этот момент Генрих целует Франческу, – сказал Диего.
– Полина, ты боишься ему отказать, он все же король, но неприязни ты тоже не должна выказывать. Он зовет тебя к себе, и ты садишься на край кровати. Ты просто даешь ему себя поцеловать. Не забывай, Франческа не знает, что будет дальше. Хорошо? – Полина кивнула. – Давайте с того места где Генрих приглашает Франческу в постель.
Я лежал на кровати, казалось, сердце сейчас выпрыгнет у меня изо рта, как только я открою его. Вот она садится на край кровати. Я сажусь позади Полины и медленно глажу ее по шее. От нее пахнет жасмином, и мои мозги начинают медленно плыть, но я не даю себе воли, включаюсь, я все же профессионал, и возвращаюсь на твердую почву.
Я чувствовал, как ее кожа под моими пальцами покрывается мурашками. В комнате не было холодно, и руки у меня не были холодными, значит это реакция ее тела. Это так завело меня, что бездумно я начал целовать ее в плечо, хорошо, что так и было по сценарию! Потом я развернул ее к себе, и Полина глянула на меня слегка испуганно, но так задумано, она играет. Я провел ладонью по ее лицу, и мои губы начали приближаться к ней.
Я давно мечтал поцеловать ее, не из великих чувств, а больше из любопытства, ведь у такой удивительной женщины обязательно должны быть поклонники, и мне хотелось на минуту побыть впереди планеты вся, отодвинуть их на задний план, и быть первым, лишь на минуту.
Губы Полины слегка раскрылись, буквально на два миллиметра, так не должно быть, Франческа боится Генриха, а открывшиеся губы говорят о желании. Боже, как меня манило к ней, я хотел впиться в ее губы и получить флаг победителя. Хорошо, что такие же желания одолевали и моего персонажа.
Еще доля секунды и я коснулся ее губ, они такие мягкие и нежные. Я впился в нее, как в последний шанс в жизни, Полина раскрыла губы чуть сильнее, и мой язык неглубоко проник ей в рот. Что встретил там мой язык? Ее язык! Она меня целует, отвечает мне, так быть тоже не должно, но я почувствовал, как она едва заметно подалась ко мне всем телом.
– Полина, – вырвал меня из пропасти голос Диего, – не отвечай ему, ты просто даешь себя поцеловать, не сопротивляешься, но и не поддаешься ему.
– Хорошо, – ответила она.
– Давайте заново, – сказал Диего.
Я украдкой глянул на Полину, она слегка покраснела. Надо бы прикрыть подушкой свою эрекцию, подумал я. В этот момент Полина заново села на край кровати, и все повторилось. Я целую ее, но она уже не отвечает. Дальше я уложил ее на кровать и сжал в руке ее грудь, под пальцем я почувствовал ее торчащий от возбуждения сосок. Да! Она меня тоже хочет, почему‑то подумал я, как будто это была цель того, чем мы тут занимались.
Я продолжал целовать ее в губы, в это время мои руки блуждали по ее телу, потом я спустился губами по шее, задержался на ней, и вот мои губы начали стремительно приближаться к ее груди. Полина лежала не шевелясь, так должно быть. Тут я от нее отстранился, и сказал, что не намерен насиловать ее, что привык к тому, что женщины сами прыгают в мою постель и так далее, по сценарию.
– Все не так страшно, как мне казалось, – сказала Полина.
– Вот и отличненько, – порадовался Диего, – мы можем репетировать все интимные сцены, пока ты не привыкнешь к Марку.
– Да. Было бы хорошо. Спасибо!
Дома я опять накинулся на Фиону, как голодный зверь. Ей это даже нравилось. Ты просто не знаешь причину, стыдливо думал я. Что же будет дальше, когда будут очень откровенные сцены? Я читал сценарий, и мне становилось дурно. Сегодня был простой поцелуй, это даже не цветочки, а едва завязавшиеся бутончики.
Где же твой профессионализм, спрашивал я себя. У тебя ведь были разные съемки, и интимные в том числе, и тоже не менее откровенные. Что же ты тогда не привязывал свою крышу? Женщины были не те. Вообще, все женщины в мире были не теми. Полина была каким‑то оазисом, чем‑то нереальным, волшебным и манящим. Я летел к ней, как мотылек в огонь, отдавая себе полный отчет в том, что я сгорю, но я не мог не лететь. Это хуже героиновой зависимости.
Мы подходили к первой интимной сцене, в ней Генрих должен был лишать Франческу невинности. Генрих был безумно влюблен в нее, и так же безумно хотел ее, хотел обладать ею до последней клеточки. Наши желания совпадали, и мне было совсем не трудно играть его. Но я начал замечать, что к Полине у меня появлялись и другие чувства.
Она была очень хорошим человеком, добрым и отзывчивым. Она была веселой, вечно улыбающейся и смеющейся своим звонким, заливистым смехом, в который влюбились все вокруг. Она была очень понимающей. Была и ее перчинка, она была очень эмоциональна и импульсивна. Ей дали прозвище чайник. Она закипала в считанные минуты, это было видно по выражению ее лица, потом наступал момент закипания, и со звуком вылетал свисток. Она могла закипеть от какой‑нибудь мелочи, в две секунды налетают тучи, двухминутный крик, и снова солнце и радуга. Весь этот процесс занимал не больше десяти‑пятнадцати минут. Иногда я слышал, как кто‑нибудь кричал «берегись, чайник закипает!».
Она не была злой или истеричкой, она даже кричала забавно, без злости, просто таким образом она выпускала пар.
– А ты думаешь, почему я такая беззаботная? – как‑то спросила она, – я не коплю негатив, я закипела, выплеснула и забыла. Это один из секретов счастья.
Полина часто болела, хотя болезнью это назвать сложно, она плохо себя чувствовала в дождливые дни. Но, друзья, мы ведь в Шотландии! Здесь всегда идет дождь. Сначала она себя заставляла и пыталась побороть. Но организм был выше нее. В связи с этим было решено перенести съемки во Францию. Там были замки и угодья, в общем все, что было нужно. Пока был переезд, у нас образовалось свободное время.
– Что будешь делать? – спросил я Полину.
– Поеду во Францию, у меня там есть домик в Бургундии.
– Круто! Просто домик?
– Не совсем, это усадьба. У меня есть свои виноградники, и даже своя марка вина.
– Ты не перестаешь меня удивлять! А я останусь в дождливой Шотландии.
– Хочешь, поехали со мной, – как бы между делом сказала Полина.
– Конечно хочу! Я еще никогда не был в частной усадьбе, и на виноградниках тоже.
– А тебя жена отпустит?
– С этим я разберусь.
Фионе я сказал, что уезжаю уже работать, и пока будут павильонные съемки. Вполне возможно, что жена не была бы против того, чтобы я погостил у Полины, но я соврал на всякий случай. У детей уже начался учебный год, Глен пошел в первый класс, и у Фионы появилось время на себя. Она подумывала вернуться на сцену.
Из Эдинбурга нас забрал личный самолет Полины. Это был не просто частный самолет, это был огромный «Боинг». Она много путешествовала и любила делать это с комфортом. Наличие именно такого самолета она объясняла тем, что часто летала из Москвы в Рио‑де‑Жанейро, путь неблизкий, а она не любила остановки в других аэропортах для дозаправки.