Добрый

– Чего такой наглый? – безапелляционно спросило пушистое создание, поворачивая меня на спину и по‑хозяйски усаживаясь на грудь. – Ладно, на первый раз прощаю, – смилостивилось существо, резко заехало мне в нос и с наслаждением слизало хлынувшую кровь. – Ум‑м, объедение.

Такого непотребства моё внутреннее «Я» снести уже не могло. Схватив пушистый комок за длинную шерсть, я каким‑то чудом вскочил на ноги и, приложив немалые усилия, запустил его в дерево в надежде расплющить это мелкое чудовище.

А вот и нет. Подлетев к дереву, комок резко перевернулся в воздухе, пружинисто соприкоснулся со стволом, пробежал по нему несколько шагов вверх, оттолкнулся и спикировал мне пяткой в лоб, снова сбив меня с ног.

– А так даже вкуснее, – констатировала наглая неубиваемость, слизав мою кровь. – Вот и что мне теперь с тобой делать? – комок устроился на моей груди, шлёпнул меня в лоб, предотвратив попытку подняться, и впился в меня большими глазюками. – С одной стороны, я дама, а с другой стороны…

– Хм‑м‑м, – нечленораздельно хмыкнул я в ответ, так как обильное кровотечение заполнило мне всё горло и уже начало душить меня.

Поняв свою ошибку, существо юрко спрыгнуло с меня, цепко схватило за одежду в районе плеча, сноровисто отволокло к дереву и усадило, оперев о ствол.

– Тьфу‑у‑у, – громко сплюнул я кровавую мешанину, прочищая дыхательные пути, и закашлялся.

– На, вот, – комок щёлкнул коготками, и в его лапе материализовался пузырёк грамм на сто, – быстро пей.

– Нет, – отрицательно мотнул я головой и сплюнул ещё раз.

Похоже, несогласие с его мнением и неподчинение в мировоззрение пушистого комка не входили. Всё было проделано в мгновение ока. Удар задней лапой с разворота под дых, а затем – резкое запрокидывание моей головы за волосы. Как только я начал хватать ртом воздух, чтобы отдышаться, – мгновенное вливание содержимого пузырька в меня и захлопывание челюстей.

– Вот и славненько, аппетитненький, нечего добро разбазаривать, – проворковало существо. Быстро грузите всех, я устала, пора домой! – властно крикнуло оно в сторону.

– Слушаемся, ваше высочество, – нестройно донеслось со всех сторон из пустоты.

Я ошалело окинул глазами округу, поскольку голова вращаться отказалась, но никого не заметил. Всё та же пустая степь в уже заметно сгущающемся сумраке. Правда теперь эта пустота наполнилась разными, не свойственными ей звуками. Шуршание, лязганье, скрип, фырканье каких‑то животных и негромкие многочисленные отрывистые фразы наводнили округу. Я ещё раз попробовал повернуть голову, чтобы обеспечить больший угол обзора, но усилия оказались тщетными. Более того, я ощущал, что моё тело превратилось в кожистую оболочку, набитую наилегчайшим и хаотически движущимся пухом, неспособным совершить хоть какое‑то действие в пространстве. Конечности же к этому телу вовсе не прилагались, опять же, судя по ощущениям. Вернее, полному отсутствию ощущений.

– Вот я забывчивая‑то, – изрёк комок, взглянув на мои «бегающие» глаза. – Навет тишины сняла, а навет невидимости нет. Смотри, вкусненький, теперь скрывать от тебя нечего. – Комок снова щёлкнул коготками, и одновременно по радужке его глаз пробежали искорки, как тогда у Хлои.

Поляна в мгновение ока наполнилась различными живыми существами. Тут были и огромные пушистые животные, чем‑то смахивающие на кенгуру, и такие же пушистые комки, похожие на тот, что меня недавно так немилосердно обрабатывал. Были и какие‑то средства передвижения – полутелеги, полукареты. Короче, жуткое сочетание. И главное – всего этого было много. И как я ни на кого не наткнулся, пока бродил по поляне? А ведь не только бродил, но ещё и бегал. Представляю, как этот кенгуру засветил бы мне задней лапой. О‑о‑о, а может, это он и был у дерева? Хотя нет, если бы он ударил, шансов выжить у меня практически не было бы. Наверное, я на него просто налетел.

– Так! Всё! Быстренько грузимся – и домой со всех лап. Шевелитесь, подданные мои. Ваша принцесса устала. Этого в мою карету. Остальных – в багажную.

Два шерстяных комка бодренько подхватили и меня и довольно шустро потащили к карете. Поскольку контроль над телом ко мне ещё не вернулся, голова запрокинулась назад, явив мне мир в перевёрнутом виде. И первым, что я увидел, была Хлоя, спеленованная, словно гусеница, в кокон. Собственно, я узнал её только по глазам, в которых напрочь отсутствовала какая‑нибудь осмысленность. Такой пустой отсутствующий взгляд ставших вдруг безжизненными зелёных глаз. Ещё два кокона были, судя по всему, её братьями, но их рассмотреть мне не удалось.

– Что, вкусненький, подруженция твоя? – спросила подскочившая принцесса, проследив за моим взглядом. – Будешь себя хорошо вести, я тебе её подарю, хотя… ладно, там посмотрим, пока самой нужна.

Ответа она так и не дождалась. Функции речи тоже пока не наладились.

После того как я был загружен в карету, меня оставили в покое. Появилась возможность обсудить возникшее положение с самим собой и наконец устаканить полученную информацию.

Значит, первое – я в рабстве. Причём в рабстве явно гастрономическом в качестве блюда для пушистого мехового комка, именующего себя принцессой. Судя по всему, на шницеля меня разделывать не станут, а будут потихонечку вампирствовать, попивая мою кровушку. Интересно, эта пушистая мерзость одна будет мной питаться или кого угощать намерена? Вот о чём я думаю? Меня живого жрут, а это даже не напрягает. Может, в том напитке, который эта зараза в меня влила, ещё и приличная доза пофигизма присутствует?

Теперь второе. Если со мной более‑менее понятно, а что будет с Хлоей, Хваном и Почо? Вкусовые качества их крови, походу, никого не интересуют. По крайней мере, носы им никто не разбивал и кровушку не слизывал. Хотя красная жидкость у Хлои должна быть намного вкуснее, чем моя проспиртованная и разбавленная различными денатуратами.

За этими размышлениями я не заметил, как задремал. Видимо, всё происходящее отразилось на моей психике не лучшим образом, и организм потребовал отдыха.

 

***

 

– Сергей Анатольевич! Сергей Анатольевич, очнитесь. Да очнитесь же вы.

Нежный, но настойчивый женский голос обволакивал меня со всех сторон, проникал во все тайные закоулки, но почему‑то не побуждал меня к подчинению. Напротив, мне было так хорошо, так комфортно и вольготно, что хотелось продлить это стояние вечность. А голос был одной из составляющих этого блаженства, и нарушать гармонию мне ох как не хотелось.

– Что же делать, что делать? – вопрошал голос непонятно у кого, и звучащие в нём тревожные нотки приводили меня в истинный экстаз.

– А давай его бросим здесь, а потом вернёмся… если у нас всё получится? – вопрошал уже другой голос, который мне совсем не нравился. Он был явно лишним в нашей с первым голосом гармонии.

– Нет. Мы не можем его бросить. Просто не можем, – иные нотки появились в первом голосе, и мой экстаз расцвёл новыми оттенками.

– Да настой дурень‑травы разве что не из его ушей брызжет, я по запаху чую. Он неделю не очнётся, – резко пообрывал лепестки наслаждения с моего экстаза этот, уже становящийся надоедливым второй голос.

– Значит, будем нести неделю, – властно приказал первый, и я чуть не застонал от наслаждения.