Драконий камень
– Хорошо. Я согласен на твои индивидуальные тренировки, – прогудел прапорщик Бондар.
– На полчаса раньше до подъёма можно вставать? – в конец обнаглел Кирилл.
Прапорщик окинул взглядом незыблемо стоящие кубы из кирпича и неожиданно вздохнул:
– Добро, на полчаса можно. Но на завтрак без опозданий!
Кирилл невероятно обрадовался. Ему страшно не нравилось по утрам слышать: «рота подъём!!!» Затем толчея, суета. Пихая друг друга, все лихорадочно одевались, затем построение и не дай бог кто‑то опоздает! Тогда прозвучит команда: «рота отбой!!!» – затем снова: «рота подъём!!!» – и так до десяти раз. Сержанты любили поразвлечься над молодыми. Старший сержант скривился, но оспаривать решение старшины роты не посмел.
В роте, как и прежде, дневальные ползали на четвереньках. Они натирали и без того сияющие полы. Ефрейтор Матвеев крутил на турнике «Солнышко», а старослужащие собрались кучкой и разбирали посылку молодого бойца. Тот стоял рядом и терпеливо ждал, когда они что‑нибудь ему выделят из его вещей. Рядовой Ли промчался с половой тряпкой. Кирилл не понимал его. Все правдами и неправдами пытались увильнуть от работ, а он всегда: «Есть, товарищ сержант! Разрешите выполнять!» – и… шуррр, бежит мыть полы. Кирилл с ним уже почти не общался и перестал верить, что тот обладатель чёрного пояса по каратэ.
У гардероба Кирилл заметил сослуживца, Османа Магомедовича. Как все горцы тот обладал осиной талией и мощными плечами, а его шея плавно переходила в тяжёлую голову. Он был тоже студентом, но в институте не было военной кафедры и его забрали в армию со второго курса. Осман жил далеко в горах в селе Кувик, это в двухстах километрах от Махачкалы. Он рассказывал, что у них такие дикие места, что в каждом доме приходилось иметь оружие: карабины, винтовки и даже автоматы. А на соседней горе под названием Седло Осман утверждал, что там обитают снежные люди. Все его поднимали на смех, а он, вращая выпученным глазами, начинал доказывать, что и дед его видел, и отец, а лично он натыкался на огромные следы. Вот балабол! А ещё часто сослуживцы подкалывали его по поводу того, как тот стал мастером спорта по вольной борьбе. Осман, не рисуясь, рассказывал, как из своего селения на плечах барашков таскал, а это километров восемьдесят. А в одно прекрасное время спустился с гор, поступил в институт и пришёл на тренировку по вольной борьбе. Не обладая ни какими навыками, уложил на лопатки чемпиона СССР. Вот так и стал мастером спорта.
Осман стоял у окна, а в глазах виднелась печаль. Кириллу стало жалко его. Он догадался, что тот сильно хочет есть. Молодые солдаты всегда были голодные. Кирилл вложил ему в ладонь кусок торта.
– Что это? – удивлённо выпучил он глаза.
– Торт.
– А почему мне его даёшь?
– Просто так.
Он проводил Кирилла удивлённым и благодарным взглядом. Из умывальника появился Филатов Миша с переброшенным через плечо полотенцем. Он заметил Кирилла и хлопнул по плечу, с шутливой издевкой спросил:
– Как индивидуальные тренировки?
– Откуда узнал? – удивился Кирилл.
– Мимо кабинета командира проходил, дверь была открыта. Ну ты даёшь, Кирилл! Зачем тебе всё это надо? Наверное, кирпичи заставили складывать? – прозорливо заметил он и мощно вздохнул грудью.
– Да было такое дело, но своей цели я достиг, индивидуальные тренировки мне разрешили.
– Неужели? Каким же образом? – Миша сдёрнул полотенце, не торопясь вытер лицо.
– Я все кирпичи уложил. Бондар, как это увидел, даже слезу от умиления пустил, а старший сержант Селехов от удивления до сих пор заикается, – улыбнулся Кирилл.
– Гонишь? – глядя на друга добрым бычьим взглядом, хрустнул суставами Миша.
– Знаешь, почти нет. Правда, мне стройбатовцы чуток помогли, пока я был в особом отделе.
– Так, а с этого места подробнее, – нахмурился друг.
– Да всё нормально, – поспешил успокоить его Кирилл, – вроде разобрались, что я не Панкратьев, а Стрельников.
– Неужели?
– Хотелось бы. В общем, поживём, увидим, – в размышлении проговорил Кирилл. – Главное голос матери услышал.
– Здорово! – Миша ещё раз хлопнул его по плечу. – Держи меня в курсе, а я погнал в автопарк. Прапор вызывает. Там какая‑та фигня приключилась. Ночью на постового волк напал.
– Чего? – округлил глаза Кирилл.
– Пустое. Какой волк рядом с Москвой? – ухмыльнулся Миша. – Определённо, это одичавшая собака, но сапоги у парня конкретно порвала. Хорошо, что тот успел выстрелить. Говорит, попал прямо в грудину, но не завалил. Зверь убежал в сторону заброшенного метро. Вообще‑то, какая‑та фигня с тем метро! Местные всякие страшилки рассказывают. Будто в нём нечесть поселилась. Бред конечно, но я слышал, его собираются взрывать, а вот это уже действительно странно. Там явно какая‑та аномалия или излучения, или вредные газы. Как пить дать, они и вызывают у местных галлюцинации.
– А тебе зачем туда идти? Пускай прапорщик разбирается, – забеспокоился Кирилл за друга.
Миша напряг на руках мышцы и они тяжёлыми валунами прокатились под гимнастёркой. Усмехаясь, он произнёс:
– Так, уважает он меня. Прапор под уазиком лежал и представляешь, случайно выскочил домкрат. Расплющило б его в лепёшку, но я успел поймать уазик и держал до тех пор, пока Бондар не выбрался. С тех пор шага без меня не делает. Говорит, я приношу удачу, – хохотнул Миша.
– Как ты ещё жилы себе не порвал, – удивился Кирилл, с уважением глядя на друга.
– Пустое, в своей деревне я трактора из грязи вытягивал руками, – без всякого бахвальства произнёс Миша.
– Ты не перестаёшь удивлять.
– Это ты меня потряс. Индивидуальные тренировки разрешили! Кому сказать! – он повёл широченными плечами. – Всё, я погнал!
Кирилл прошёл мимо каптёрки. Внезапно оттуда вывалился Мурсал Асварович. Он мигом заметил его слегка свободный ремень. У молодых он должен перетянут чуть ли не до позвоночника. Сами старослужащие носят их, если говорить грубо, на яйцах.
– Ничего ж себе, – возмутился тот, – затяни!
Кирилл не стал спорить и чуть подтянул его.
– Слабо! – Мурсал попытался просунуть палец между бляшкой и животом.
– Да, вроде, нормально, – вспыхнул Кирилл.
– Дай сюда! – он снял его ремень и померил по своей голове и вновь протянул.
Кирилл попытался его застегнуть, но было очень узко! Раздражение захлестнуло душу. Он расслабил ремень так, что тот брякнул ниже пояса.
– Ну, ты и хам! – злобно блеснул чёрными глазами Мурсал Асварович. – А ну пошли в бытовку!