I DRAMA. Когда я не согласилась с правдой
Это не случайность, это намеренное создание обстоятельств, стечение которых неминуемо ведёт к трагедии. Это насильственная констелляция трагичных факторов.
Нас мотает по мокрой дороге, но потерявший связь с реальностью Дима даже не пытается тормозить или выводить машину из заноса поворотами руля. Никаких попыток спасения. Полное растворение в моменте, сука. Думаю, что сейчас он в парке аттракционов катается на американских горках. Или он плывёт на яхте в шторм. Или он Айртон Сенна. Если последнее, то дело плохо. Мне было бы гораздо веселее сейчас, если бы я была с ним на одной волне, но в наших отношениях есть один запрет, ограничивающий мою свободу. Дима сразу яростно обозначил недопустимость того, чтобы я хотя бы раз оказалась с ним на одной волне. Этот запрет был озвучен им в ультимативной форме, а я согласилась, потому что решила, что так он проявляет заботу. Я нарушила этот запрет только один раз. С той самой ночи был запущен обратный отсчёт до трагедии. Три.
Я крепко держусь за ручку двери, обитую кожей несчастного телёнка. С глобальной точки зрения в этой машине уже есть невинно убиенная жертва. Я, возможно, окажусь второй. Два. Диму невинной жертвой не назовёшь. Он, вообще‑то, пытается меня убить, пока сам развлекается на аттракционах в Диснейленде. Я закрываю глаза и жду. Грохот. Ремень безопасности больно врезается в грудь. Один. Тупой удар по всему лицу. Сработали подушки безопасности. Удар затылком о подголовник.
Надеюсь, нас не вынесет в чёрную Неву. Я много раз представляла ужас людей, тонущих в машине. Тонны воды давят на двери снаружи, и их невозможно открыть изнутри. Если от удара об воду открылся багажник – ледяная грязная вода заполняет салон за считаные секунды. Ты оказываешься запертым в жестяной банке, наполненной чёрной водой.
Надеюсь, сейчас всё закончится. Всё это должно было случиться и, наконец, случилось. Невозможно было жить в постоянном ожидании трагедии.
Происходящие далее события я вижу стоп‑кадрами.
Мои веки закрываются со звуком затвора.
Я открываю глаза и отталкиваю от своего лица подушку безопасности.
Затвор.
Я поворачиваю голову в сторону Димы, не могу увидеть его из‑за искорёженного металла, кусков пластиковой приборной панели и раскрытой подушки.
Затвор.
Я вижу только его неестественно сложенную правую руку. Она не двигается.
Затвор.
Меня с силой вытаскивает из машины мужчина в синей форме.
Затвор.
Я смотрю на машину, точнее, что от неё осталось. Почему его не вытаскивают из машины?
Затвор.
Я смотрю на сотрудника ГИБДД в ярком свете проблесковых маячков. Красный. Синий. Красный. Синий.
Он стоит у открытой водительской двери Диминой машины и что‑то пишет. Почему его не вытаскивают?
Затвор.
Я сижу на кушетке в машине скорой помощи и сильно сжимаю её края пальцами. Женщина в синем застиранном костюме смотрит мне в глаза. Я спрашиваю её:
– Почему его не вытащили из машины?!
Затвор.
Женщина отвечает:
– Послушай меня, таких, как вы, я вижу каждый день. Это не заканчивается ничем хорошим.
Затвор.
Я думала этот шум только в моих ушах, но она явно не слышит меня. Я повышаю голос:
– Почему он остался в машине?! Почему мы уезжаем без него?
Затвор.
Резкий запах нашатыря. Я снова открываю глаза и в мутном окошке машины скорой помощи вижу жёлтую крышу подъезжающего реанимобиля.
Затвор.
Я снова вижу женщину в застиранном костюме. Её серые уставшие глаза, обрамлённые морщинками, её неровно накрашенные губы. В ней вся материнская грусть и разочарование. Мне до боли знаком этот взгляд. Хорошо, что у моих родителей есть ещё двое детей. Я – выбраковка из помёта.
Прости меня, мама.
– Послушай меня внимательно, – врач скорой помощи, женщина в синем костюме крепко берёт меня за запястье, у неё горячие руки. – Я каждый день вижу таких, как вы. Это не подростковые забавы, это уже твоя жизнь. Сегодня ты дошла до точки невозврата.
Слёзы разбавляют кровь на моём лице. Я опускаю голову вниз.
Затвор.
Я наблюдаю, как капли крови из моего носа, смешанные с тальком подушки безопасности, разбиваются о белоснежные брюки, которые так классно светятся от ультрафиолетовых ламп ночного клуба, чистоту которых я так отчаянно блюла до этого самого момента. Кап. Кап. Кап. Как минимум мои брюки сегодня дошли до точки невозврата.
Затвор.
– Сегодня ты должна принять ответственное решение.
Я умоляюще смотрю ей в глаза и шепчу сквозь слёзы:
– Что с ним?
Мужчина в синей форме раздражённо вмешивается в разговор:
– Сколько тебе лет? Ты помнишь свой адрес? Как зовут твоих родителей?
Я ему отвратительна. В крови и слезах, ночью с другом, в голове которого фейерверки из нейромедиаторов. Я знаю, что всё плохо. Слышу звук сирены отъезжающего реанимобиля.
Прости меня, Дима.
Женщина в синем костюме говорит:
– Давай договоримся.
Это похоже на игру в плохого и хорошего полицейского. Теперь я поняла как это работает.
– Сейчас я проверю тебя. Думаю, это просто ушиб. Мы приведём тебя в порядок и отвезём домой. Скажешь родителям, что упала, хорошо? Но обещай мне, что ты не вернёшься туда, откуда мы тебя забрали сегодня.
Я молча киваю. Она так добра ко мне. Кто знает, какая трагедия случилась с ней? Может, её дочь разбилась насмерть или сын погиб от передоза. Или ей страшно наблюдать за тем, как поколение Y убивает себя, хотя я бы назвала это естественным отбором. Здесь выживают только сильнейшие. Это закон джунглей. Я отчаянно борюсь за своё право на существование в этом мире. И задеваю что‑то болезненное внутри этой женщины.