Другая сказка

Собрав с собой вышивание и нитки, девушка вышла из дома. Свежий вечерний воздух, пропитанный ароматом речки и скошенной луговой травы, окутал Миру со всех сторон. Она прикрыла глаза, позволяя маленьким мурашкам пробежаться по рукам, и шагнула в сторону забора. Открыв калитку, Мирослава повернула в сторону дома Анны, где уже все собрались и работают под песни. От волнения ноги девушки не хотели идти, цепляясь друг за друга. Она прижимала работу к груди и не заметила, как острие иголки впилось в нежную кожу.

– Ой, – вздрогнув от неожиданного укола, воскликнула Мира, обронив рубашку. – Вот же растяпа…

Взяв в руки подол, чтобы не запачкать его в дорожной пыли, Мира наклонилась, чтобы поднять работу, но перед лицо мелькнула мужская рука и опередила девушку.

– Кажется, это твое? – послышался знакомый голос.

Мирослава выпрямилась, поднимая глаза на юношу, чтобы поблагодарить его за помощь.

– А, Владимир, вечер добрый, – расслабившись, девушка забрала рубашку из рук друга, который успел заметить, что вещь пошита на мужчину, а если ее Мира вышивает, значит, эта вещь будет принадлежать ему.

– Красивая, – мягко улыбнулся он, с глубокой нежностью оглядев лицо рыжеволосой.

– Благодарю, я стараюсь. Правда, не знаю, для чего? Я бы предпочла вместо этой работы изучать травник Домны.

Владимир хмыкнул, осматривая наряд Мирославы.

– Сегодня ты особенно красива, Мира.

От слов его сердце трепетно застучало, что не понравилось Мире. С чего вдруг ей стало волнительно от его слов?

– Благодарю, ты сегодня тоже хорош. Я пойду.

Она обошла широкоплечего юношу, не глядя на него, чтобы он не видел ее краснеющих щек, и стремительно направилась к дому, где уже все девушки внимательно смотрели на пару, которая посреди дороги прямо напротив забора дома Анны разговаривала.

Владимир обернулся, чтобы посмотреть вслед красавице, но встретился глазами с Деей. Она смотрела в его сторону сперва исподлобья, а когда увидела, что он удостоил ее своим взглядом, приподняла подбородок и маняще улыбнулась юноше, но не получила ответной улыбки в ответ. Владимир развернулся и пошел в сторону дома Святослава, они вместе со своим отцом идут в лес. Дея мгновенно поникла, а Анна положила руку на ее плечо, поддерживая. Дея снова нарядилась в самое лучшее, что было у нее в сундуке: белая рубаха с вышитым синим орнаментом на груди и рукавах, сарафан такого же синего цвета с золотистой тесьмой по краям пуговиц и лента с узором, повязанная вокруг головы. Ее глаза наполнились слезами, которые она тут же смахнула со злостью, чтобы другие не успели увидеть ее слабости.

Мира смотрела перед собой, пока шла до крыльца дома Анны. Ее голову атаковали мысли о Владимире и о том приятном трепете в груди в его присутствии. Раньше такого не было, хотя они общались чаще, чем сейчас, потому что у каждого прибавилось забот по хозяйству. Но что же произошло сегодня? Разве такое может случиться лишь от того, что они давно не виделись? Мирослава не могла найти ответ и объяснение происходящему.

Не заметив, как оказалась перед крыльцом дома, она подняла голову и встретилась с многочисленными любопытными глазами девушек, что уже собрались вместе.

– Здравствуйте, – неуверенно и тихо сказала Мира, переминаясь с ноги на ногу от волнения. Она не знала, что нужно говорить в такие моменты, не знала, как нужно себя вести, ведь ей никто не рассказывал об этом.

– И тебе здравствуй, – отозвалась одна девушка, что сидела поодаль от самого центра, где сидела Анна, хозяйка дома. – Садись, раз пришла.

Мира неловко улыбнулась, высматривая свободное место где‑нибудь с краю.

– С чего вдруг ты приглашаешь ее? – возразила Дея, метнув строгий взгляд на девушку. – Не положено так приходить и напрасно полагать, что тебя тут примут.

Мирослава потерянно оглядела каждую из девушек, не понимая, что она успела сделать не так. Она чувствовала себя глупо, хотелось сбежать, но Мира понимала, что если уйдет, то покажет свою слабость, поэтому продолжила стоять словно вкопанная.

– Что стоишь? Пойди прочь! – Дея встала со своего места, обронив прялку. Дыхание ее было тяжелым, глаза потемнели. Она сжала руки в кулаки, сдерживая брань, которая рвалась наружу.

– Дея, ну что ты… – шепнула Анна, встав на сторону Миры. – Откуда же ей было знать, что одной нельзя приходить? Остынь.

Мирослава сглотнула комок обиды и приподняла подбородок, посмотрев на хозяйку дома.

– Анна, расскажи мне, как должно было быть? Что я сделала не так? Мне, правда, никто не рассказал правил и обычаев, когда я собралась к вам.

– Неудивительно, – бросила Дея, ядовито улыбаясь. – Твоя мать не рассказала тебе об обычаях, потому что ее по молодости тоже не жаловали на подобных вечерах.

Анна снова одарила подругу укоризненным взглядом, а остальные девушки лишь опустили глаза.

– О чем ты? – Мира сделала шаг вперед, услышав в голосе Деи нотки неприязни, когда речь зашла о матери. Она могла стерпеть любые плевки в свою сторону, но не в сторону своих родителей.

– Не слушай ее, Мира. Садись рядом с Гитой. Дея просто разволновалась, что ты нарушила некий обряд, но ты же не специально это сделала, а по незнанию. Обычно на такие вечера приводят новеньких те, кто уже есть в этом кругу. Сколько тебе лет?

Мира села подле Гиты и улыбнулась ей, поприветствовав, а после ответила Анне:

– Семнадцать.

Анна улыбнулась, кивнув ей, и принялась за свою работу. Она вышивала золотистыми нитками птицу на белоснежной хлопковой рубахе. Даже издалека, там, где сидела Мирослава, было видно, что птица получалась у нее чудесная, волшебная. Казалось, что сейчас Анна довышивает ей крыло, и та взлетит ввысь. У девушки был талант, это все признавали, ей могла составить конкуренцию лишь Дея, которая была лучшей рукодельницей в деревне, но и та понимала, что у Анны получается лучше, только вот сама девушка не хотела хвастаться своими работами, ведь не рвалась за всеобщим восхищением и обожанием, что не скажешь о Дее.

Какое‑то время все сидели в тишине, и только звон спиц девушек, которые вязали, звук протянутой нити через ткань и шум веретена стоял в кругу, а потом запела Гита. Да так красиво запела песню о суженом, который должен вот‑вот прийти к порогу ее дома, что Мирослава невольно заслушалась, прикрыв от наслаждения глаза. Она знала эту песню, но не стала подпевать, чтобы не сбить с толку и без того смущенную девушку.

Из всех присутствующих Мирославе Гита нравилась больше всех. Она не была похожа ни на кого, и, даже несмотря на свою внешность, никогда не пыталась вызвать жалость или скрыть все то, что дано ей свыше. Так было решено Богами, и спорить с ними глупо. Раз они решили, что именно Гита будет нести на себе такую ношу в виде всеобщих оскорблений и вечных насмешек, значит, это было для чего‑то нужно. Мирослава не видела уродства в родинках на лице, не думала, что горб ее такой страшный, и пусть волосы Гиты не были роскошными, но она всегда их опрятно прибирала.

Когда Гита закончила песню, Мира захлопала от восторга в ладоши, а к ней присоединились и другие девушки, только Дея оставалась в стороне с непринужденным выражением лица. Она даже с каким‑то скучающим видом продолжала крутить тонкую нить из пучка льна и веретено.