Другая сказка

Святослав не стал расспрашивать жену при дочери о том, что тревожит ее душу. Сев за стол, подмигнул Мире, и они в тишине, при свете от окна, в которое просачивались лучи солнца, склонявшегося в сторону леса, ужинали, а после отправились спать.

– Матушка, зачем снова у меня под подушкой полынь и зверобой? У меня от их запаха нос по ночам чешется.

Марья по указу Домны каждую ночь проверяла подушку дочери, чтобы там лежали травы, отпугивающие нечистую силу. Она не могла уснуть, если была не уверена в том, что дочь в безопасности.

– Так надо, Мира, – строго шепнула Марья, поправляя подушку. Ее длинные волосы с пробивающимися седыми прядями струились до пояса. Мирославе нравилось наблюдать за тем, как ее мать расплетала тугие косы и распускала волосы, ей казалось, что они пахли теплым молоком. Мира видела мать красивой с распущенными волосами, а белая сорочка с длинными рукавами, которая была слегка велика, гармонично смотрелась на ее фигуре.

– Можно сегодня я тебя причешу? – с надеждой в глазах спросила дочь, на что мать недобро сверкнула глазами, не ответив на вопрос.

Мира поджала губы.

– Мне нравятся твои волосы, матушка. Они прекрасны, как утренний туман.

– Прекрати, – попросила Марья. – Ложись спать. Я со своими патлами сама справлюсь.

Марья ругала свою внешность. Ей казалось, что волосы у нее недостаточно густые, недостаточно эластичные и послушные. Всегда превращались в пух, когда женщина пыталась их расчесать своим любимым гребнем, который подарил ей Святослав. Хранился он в ее комоде, в ящике, что жалобно скрипел, когда его кто‑то открывал.

Когда‑то давно, когда Мира была маленькой, она очень хотела себе такой гребень. Перед сном она решила расчесать свои волосы гребнем матушки и дернула ящик, и он тут же выдал маленькую девочку протяжным визгом. На звук тут же явилась мать и за непослушание ударила малышку по рукам. С тех пор у Миры не самые приятные воспоминания об этой красивой, манящей и запретной вещи.

Поцеловав в лоб дочь, родители ушли в свою комнату, погасив последний источник света там, где спала Мира. В небольшое окно падал свет серебряной луны, кузнечики весело стрекотали под окнами в траве, птицы на яблонях у окна Миры не умолкали, словно пытались перепеть друг друга.

– Как хорошо, – шептала рыжеволосая, вслушиваясь в звуки природы, но вдруг все затихло. Мира открыла глаза, понимая, что сейчас снова повторится то, что уже случалось на улице. Она осмотрела комнату, не поднимая головы с подушки, и вдруг поняла, что не может пошевелить даже пальцем.

– Ми‑и‑и‑ра‑а‑а…

Словно на ухо прошептал чей‑то голос. Слегка вздрогнув, Мирослава перевела взгляд в сторону, откуда, как ей казалось, исходил шепот. Сердце стучало так сильно, что в ушах стоял звон, но сказать хоть слово Мира не могла.

Когда в углу она заметила шевеление, в голову вдруг пришла мысль о том, что можно поговорить с существом, не произнося при этом ни слова.

 

«Кто ты? Зачем пришел?»

 

Мира напряглась, стараясь не подпускать посторонние мысли, чтобы тому, кто к ней явился, было легче наладить с ней контакт. Но было тихо. Даже слишком. Настолько тихо, что стало трудно дышать. Мира захрипела, чувствуя, как по лбу бежит капелька пота. К губам прикоснулось что‑то отвратительно холодное и мокрое. Оно пахло речной водой и травой с луга, но было в этом запахе что‑то пугающее, смердящее. Мокрый поцелуй существа проник в рот и проскользнул в горло девочки. Глаза Мирославы закатились, обнажив белки. В горле встал ком, мешающий дышать, в желудке словно что‑то шевелилось и рвалось наружу.

 

«Ты станешь скоро одной из нас, Ми‑и‑и‑р‑а‑а…»

 

После этой фразы кислород словно сам влетел в легкие, заставляя глаза распахнуться так сильно, что Мира увидела вокруг себя звезды.

Постель была вся мокрая, волосы налипли на лоб, приглушенно были слышны всхлипы матери и зов отца. Они с Марьей проснулись от короткого, но громкого крика.

– Мирослава, ты слышишь меня? – звал отец, убирая с щеки дочери влажную прядь прилипших волос.

Подступила тошнота.

Мира повалилась набок, и изо рта ее полилась черная, густая жидкость. Она падала на пол с глухим чавкающим звуком в сопровождении надрывистого дыхания девочки, которая пыталась высвободить себя от того, что залезло внутрь. Лицо ее побелело, и она упала на подушку с тяжелым дыханием.

– Нужно позвать Домну! – шептала Марья в слезах.

Святослав послушал дыхание дочери и подошел к супруге.

– Не нужно, она в порядке.

– Она не в порядке! Святослав, ты видел ее глаза? А это что? – она указала на пол, где образовалось темное пятно. Все, что вышло из Миры, впиталось в доски.

– Никому не говори об этом, ты слышишь меня? – Святослав взял жену за плечи. – Если кто‑то узнает о том, что случилось, не видать нашей дочери защиты в лице Владимира. Он не станет брать в жены ту, у которой приступы каждую ночь.

Марья опустила голову, еле сдерживая слезы.

– Это неправильно. Так неправильно, Святослав! Так нельзя!

Муж сурово оглядел жену и прижал к себе, успокаивающе поглаживая по голове.

– Все в порядке, Марья. Наша дочь особенная. Она должна справиться с этим сама, иначе как она будет защищать свой народ? Скоро солнце начнет вставать, она собиралась пойти с Домной за травами. Отпусти ее и не говори о том, что произошло, пока сама не спросит, поняла?

Марья слушала мужа и никогда не перечила ему. Она понимала, что он лучше знает, как поступить. Согласившись с ним, она пошла собирать все, что пригодится Мире при сборе трав.