Фальшивые императрицы и следователь Железманов
Татарская слобода была уникальной изюминкой уездного города Касимова. Касимов находился в самом сердце центральной части России, сюда что из Москвы, что из Рязани ехать совсем ничего, но так исторически сложилось, что Касимовский уезд стал маленьким мусульманским анклавом: работали мечети, некоторые деревни полностью были татарскими, где все почти поголовно справляли намаз, отмечали Сабантуй, а на свадьбу выкупали яичницу[1]. Одна из самых больших улиц в Касимове так и называлась (впрочем, называется и сейчас) – Татарская, она идет почти через весь город и упирается в площадь с древней мечетью. Пять раз в день с минарета раздавался призыв на молитву. Надо сказать, что татарский и русский народы жили дружно, Касимов не помнит каких‑либо конфликтов на национальной почве, но разница в традициях, обычаях, даже в питании прослеживалась.
Отправляясь в дом Рамиля, следователь пригласил с собой пожилого унтер‑офицера, который давно служил в Касимове, хорошо знал Татарскую слободу, ее жителей и их обычаи. Железманов жил в Касимове уже два года, он старался вникнуть в особенности быта и традиций татарского народа, но все же лучше будет, если его сопроводит привычный для хозяина дома представитель власти.
Поэтому в первую очередь в красные ворота на Татарской стучать начал унтер‑офицер полиции.
– День добрый, Рамиль. Как дела? – начал он издалека, когда татарин появился на пороге.
– Идут потихоньку, Аллах милостив.
– К тебе тут человек пришел, следователь. У него пара вопросов есть к тебе.
– Здравствуйте, Аллах в помощь, – поздоровался Железманов. В мусульманских семьях патриархальные традиции более живучи, поэтому лучше проявить уважение к старшему по возрасту и к хозяину дома, а не лезть сразу с демонстрацией претензий на статус представителя власти.
– Аллах милостив, – ответил Рамиль. – Что за вопросы у тебя?
Обращение на «ты» не было проявлением высокомерия или пренебрежения, так сложилось в народе – обходиться без вычурного «вы». Даже простые крестьяне, боявшиеся власти, помещиков, говорили всем чиновникам, господам «ты».
– Вроде как постоялец был у тебя?
– Да, был, только съехал он. Собирался жить до конца недели, а вчера неожиданно собрался и уехал.
– А объяснил почему?
– Сказал, что дела у него срочные возникли, да я особо не вникал – уехал, так и уехал, тем более что деньги обратно он не спрашивал.
– А как его зовут? Чем занимается?
– Представился Дмитрием Васильевичем, фамилию не назвал, а про занятия пояснил, что он по коммерческой части, иногда ему надо время от времени приезжать в Касимов.
– А как вы познакомились? К тебе его кто‑то привел?
– Да нет, никто не приводил. На пристани познакомились, он ко мне подошел и спросил, не знаю ли я человека, который бы комнату сдавал. Вот я и предложил у меня в гостевом домике поселиться. Если его мои условия устроят.
– Условия? Что‑то еще, кроме платы?
– Да, сказал, что если хочет жить у меня, то пусть водку в доме не пьет, нам Аллах не велит, чтобы не водил никого и в дом, особенно на женскую половину, не заходил и вообще с женщинами не заговаривал. Он согласился, несколько раз ко мне приезжал.
– И как, выполнил он твои условия?
– Да, выполнил. Жил тихо, водку и в самом деле не пил.
– То есть никто к нему не приходил?
– Нет, не приходил.
– А занимался он чем, когда дома был, не замечал?
– Конечно, я за ним все время не смотрел, но иногда он вообще только вечером приходил, а утром уходил рано. Иногда дома оставался, газеты читал, книги у него какие‑то видел.
– Может, названия заметил?
– Нет, не заметил, просто видел, что на столе лежали.
Пока расспросы татарина никаких сведений не давали, оставалось только одно:
– Слушай, разреши нам этот гостевой домик осмотреть? Может, что после него осталось.
– Так уже убрались мы там, он ничего не забыл, – попытался возразить хозяин дома, но после настойчивых просьб как самого Железманова, так и красноречивого взгляда унтер‑офицера согласился:
– Ладно, обождите секунду.
Он обернулся внутрь двора и кому‑то приказал:
– Иди в дом.
Петр Андреевич догадался, что распоряжение относилось к супруге или дочери Рамиля. У татар не практиковалось закрывать лица своим женщинам, паранджа или никаб не были свойственны им, но все же глава семьи обязан охранять спокойствие и честь женщин в своей семье. Поэтому пусть они побудут в доме, пока представители власти будут ходить по двору.
Комната в гостевом домике была небольшой, роскошью не отличалась. Традиционная кровать с металлическими шарами на спинке, стол, стул с изогнутой спинкой, навесной деревянный шкафчик с резными дверцами. На столе керосиновая лампа, полы покрыты пестрыми половиками, вязанными крючком из лент, нарезанных из ветоши, такие и по сей день можно видеть во многих деревенских домах. Железманов тщательно осмотрел жилище: заглянул под кровать (пол чисто вымыт, посторонних предметов нет), отодвинул занавеску на окне, окинул взглядом, увы, пустой подоконник. Ничего! Последняя надежда: рука потянулась к шкафу. И вот тут повезло: когда Петр потянул дверцу на себя, к его ногам выпал сложенный в несколько раз листочек бумаги. Дверцы старого шкафа несколько ссохлись и стали самовольно раскрываться, и постоялец исправил непотребное поведение мебели простым способом: вставил многократно сложенный листочек бумаги. С нетерпением следователь раскрыл находку и показал его хозяину дома:
– Ты писал?
– Нет, думаю, возможно, Дмитрий писал, он просил чернильницу.
Но потом, рассмотрев повнимательнее, засомневался:
– Вроде не его рука, я один раз видел, как он пишет.
Железманов стал читать. Было похоже на отрывок письма: «Будешь в Питере, можешь останавливаться у меня. Я опять живу все у той же балерины, пустым словам которой верить нельзя. Приезжай в любое время».
– Ну вот, теперь надо искать какую‑то балерину, – покачал головой следователь. – Точно никаких женщин рядом с ним не видел? – спросил еще раз он татарина.
[1] Древний обычай, распространенный в татарских деревнях Касимовского района: в день свадьбы родственники жениха выкупали яичницу, приготовленную невестой. В задачу родственников и подружек невесты входило рекламировать товар, убеждая отдать за него как можно больше денег. Обычно это выливалось в забавное представление, растягивавшееся не менее чем на полчаса.
