Фальшивые императрицы и следователь Железманов

– Да нет, он ничего не просил. Он сказал, что приезжал в деревню к нам проведать бабку и дать немного денег старосте, чтобы за ней всем миром присматривали, а мой отец попросил, мол, ты все равно в Рязань поедешь, зайди к Саше, передай гостинчик. Ну, там мне прислали яблок домашних из нашего сада (я когда уезжал, то еще Яблочневого Спаса не было), и еще мать пирожка испекла.

– То есть твой сосед просто позвал тебя, сказал, что тебе посылка от родителей, и отдал ее, ни о чем не говоря?

– Да.

– То есть совсем ни о чем не говорили? Не поверю, что ты даже про здоровье родителей не спросил.

– Нет, я спросил, – замотал головой Саша.

– Понимаешь, мне сейчас каждая мелочь важна: постарайся дословно воспроизвести весь разговор от «здравствуйте» до «до свидания». Как подошел, как позвал, что сказал.

– Саша, это очень важно, постарайся, пожалуйста, у тебя отличная память. Ты не волнуйся, не спеши, – включился в разговор директор.

Юноша растерянно посмотрел на своего наставника, он не очень понимал, что от него хотят и зачем это нужно. Но два взрослых человека смотрели на него так внимательно, что он не мог не осознать, что от его слов зависит что‑то важное, и поэтому сосредоточенно, словно на уроке, стал рассказывать:

– Мы играли в саду, ко мне подошел Паша Селезнев и сказал, что меня спрашивают у калитки. Я подошел и увидел дядю Сеню. Поздоровался, он сказал что‑то вроде того: «Привет, сосед, мне твой батяня наказал гостинчик передать. Вот, держи». Он протянул мне кулек из газеты, где были насыпаны яблоки, а сверху лежал пирожок. Я сказал спасибо и спросил, как дела дома, все ли живы и здоровы. Он мне ответил, что, мол, все нормально.

– Прости, а ты не можешь дословно? – попросил Зазнаев.

– Я постараюсь: «Да нормально там все у твоих, мамка с папкой здоровы. Урожай собирают, вот яблоню оборвали, говорят, хорошо уродилась». Я ответил, что жаль, так рано учебный год начинается, я бы помог убирать. А он мне сказал: «Не жалей, жалеть тут нечего, радуйся, что в город вырвался». Я ему сказал, что в городе живу временно, потом опять в свой уезд возвращаться надо. А он в ответ: «Все равно это уже другое будет, учитель – он уважаемый человек, работает под крышей, а не под солнцем или дождем в поле корячится. Да и в городе тоже может шанс представиться остаться». Потом он хвастаться начал, что сам не просто в городе живет, а в самом Питере, сказал: «Не поверишь, до Невского идти нет ничего, минут пятнадцать, не более. Все блага прогресса у меня». Потом мы попрощались, и он ушел, а я вернулся к ребятам. Мы с Пашей пирожок пополам поделили, а потом с ребятами яблоки съели, вкусные они у нас, – с сожалением, что не может еще раз отдать должное домашним плодам, закончил свой рассказ Усачев.

– А еще он про себя ничего не рассказывал? Где живет, где работает?

– Нет, он как‑то упоминал, что вроде работает по торговой части, но чем торгует, где, я не знаю.

– Ладно, нам сейчас в одно место надо проехать, тебе разрешат пропустить сегодняшние уроки, – сказал Иван не совсем решительно: он не знал, как сообщить этому почти еще ребенку известие о смерти знакомого. Хоть и родства не было никакого, все же поездка в морг – это не для неокрепшей нервной системы.

– Какое место? – с испугом спросил мальчик; по тону следователя и по настороженному взгляду обоих взрослых он понял, что случилось что‑то неординарное.

– Понимаешь, сегодня утром недалеко от города нашли тело человека, у него была такая вот записка… – Зазнаев достал записку с фамилией Саши Усачева и названием учебного заведения.

Саша взял записку, прочитал и задумчиво произнес:

– Вы думаете, что этот человек как‑то связан с нашим соседом?

– Нельзя исключить возможность, что этот пострадавший и есть ваш сосед.

Саша растерянно молчал, а следователь продолжал:

– Возможно, выяснить это можно только одним способом: ты должен поехать со мной и взглянуть на тело, скажешь, он или не он. Ты готов ехать?

– Да, – несколько испуганно ответил семинарист. – А от чего он умер, он же молодой такой?

– Его убили, и я стараюсь узнать, кто это сделал, – пояснил Зазнаев, жестом показывая, что надо идти к выходу.

В морг ехали на извозчике, и в дороге Иван Васильевич опять вернулся к соседу:

– А ты хорошо знаешь этого Кремнева? Может, когда на каникулы приезжал, с ним общался?

– Да нет, мы мало общались, он уже давно в город уехал, я только и помнил, что это дядя Сеня, что он внук нашей соседки, что живет он в Питере, а когда‑то давно в детстве он мне показал, как из стручка сделать свистульку, почему запомнилось – сам не знаю. Он приезжал на очень короткий срок: два‑три дня, не больше. Я не общался с ним почти, с отцом он иногда перекидывался несколькими фразами – типа «Какой урожай?». Батяня спрашивал его: «Как дела?» – а он только улыбался, что, мол, лучше всех, жизнь в городе прекрасна и прочее.

– То есть ничего определенного не говорил. Может, он скрывал что?

– Не знаю, мне просто казалось, что ему вроде как стыдно с нами много общаться, он очень гордился, что в городе живет, все повторял: «Я в городе теперь».

– А ты не знаешь, он в Рязани у кого жил? Может, у него были родственники, знакомые, может, гостиницу называл?

– Не знаю, дядя Сеня ничего такого не говорил. А кто его?

– Я сам надеюсь это понять с твоей помощью.

В морге пахло лекарством и какой‑то безнадежностью. Врач, увидев следователя, развел руками:

– Бог с вами, больно вы быстры, я еще не успел ничего сделать, только санитары уложили тело в прозекторской. Ну, поверхностный осмотр еще раз провел, но ничего нового я сказать не могу, никаких повреждений, кроме одного ножевого ранения под лопаткой, я не обнаружил.

– Да нет, я не за результатами вскрытия, я вот молодого человека привез. Возможно, он поможет нам установить личность покойника, – пояснил Зазнаев.

– А, вы хотите предъявить тело на опознание? Я сейчас все устрою. Подождите здесь.

Через пять минут все трое стояли перед цинковым столом, на котором под белой простыней лежала утренняя находка.

– Готовы, молодой человек? – спросил Усачева врач.

Тот испуганно сглотнул и кивнул головой. Врач отбросил простыню, обнажив голову и плечи убитого. Саша замер, потом посмотрел на Зазнаева и снова молча кивнул головой.

– Ты его узнал? Это твой сосед Кремнев, который приезжал к тебе в семинарию два дня назад? – настойчиво теребил юношу следователь.

Саша молчал: увиденное произвело на него огромное впечатление.

– Саша, соберись, – призывал его Иван Васильевич.

– Да, это он, – наконец к свидетелю вернулся дар речи.

Врач вернул на место простыню и, положив руку на плечи Усачева, развернул его к выходу. Не хватало еще этого ребенка довести до обморока. Зазнаев последовал за ними.

В коридоре медик бросил профессиональный взгляд на Усачева и, убедившись, что тот крепко стоит на ногах, повернулся к следователю: