Фрагменты сожалений

Весла, как бы странно это ни было, – хотя как такая мелочь может показаться странной на фоне всего происходящего? – преспокойно лежали себе на днище, и только влажные от соприкосновения с водой лопасти выдавали то, что совсем недавно их использовали по назначению.

Опустив весла в воду, Александр поплыл к желтому кругу и, приготовившись к не самым приятным ощущениям, – а он был уверен в том, что они повторятся, – зажмурился.

И вот он вновь будто бы камнем падал вниз, пролетал сотни метров, беспрерывно ускоряясь, но не было ни ветра, ни шума в ушах. А потом – глухой стук, – и он чувствует под ногами опору, а вокруг – шум и гам, какие‑то голоса. Открыв глаза, он увидел, что стоит в большом помещении с выкрашенными в цвет морской волны стенами, вдоль одной из которых возвышались забранные решетками окна, и обложенным деревянными рейками полом. Мимо него то и дело пробегала ребятня – совсем еще дети, с виду не старше тринадцати лет. Они, как понял Александр, обратив внимание на раз за разом стучащий по полу оранжевый резиновый мяч, играли в баскетбол, кричали, перекидывали его друг другу, носились из одного конца помещения в другое, намереваясь то в одно кольцо попасть большим апельсином счастья (ему смутно припоминалось, что в средних классах кто‑то – не исключено, что сам он, – так называл баскетбольный мяч), то во второе.

«Я в спортзале, – подумал он не без ностальгии, – одном из самых моих нелюбимых мест в школе, где я обучался».

Он опять увидел самого себя, но уже чуть более взрослого, чем в прошлом воспоминании. Тот Саша как не свой слонялся туда‑сюда неподалеку от скамеек, очевидно, не сильно‑то и увлеченный игрой и в то же время изо всех сил старающийся оставаться «своим».

Учитель физкультуры, стройный мужчина средних лет в спортивном костюме, без предупреждения вышел из зала к какой‑то женщине в строгой одежде, возникшей в дверях и поманившей его указательным пальцем. И только дверь затворилась, кто‑то заголосил во весь зал:

– Ура! Пинаем мяч!

И один из мальчишек подкинул мяч Саше.

– Саня, пинай! – прогорланил кто‑то из мальчишек. – Пинай давай!

– Давай быстрее, я тоже хочу! – торопил его другой.

«О нет, только не это», – подумал Александр, вспоминая, что сейчас должно произойти. Видя, как Саша, оставив мяч в одной руке, вытягивает ее и принимает стойку, характерную для готовящегося удару ногой, он хочет рвануть вперед и выбить мяч из рук, но не может двинуться с места. По центру зала проходит длинноволосая девочка, улыбаясь своим подругам, а Александр силится выкрикнуть, предостеречь ее словами, да только не в состоянии разомкнуть губы. И тогда ему просто захотелось отвернуться или хотя бы закрыть глаза, но что‑то не позволяло сделать и это, приказывая смотреть.

Саша сосредоточился на мячике и, кажется, ничего и никого вокруг не замечал. Взмах ногой, хлопок, коим сопровождался пинок по жесткой резине, – и мяч в долю секунды преодолел половину спортзала. А затем – звучный шлепок – и темноволосая девочка уже лежит на полу, а еще через секунду, когда апельсин счастья по инерции скачет по полу близ дальней стены, она прижимает ладони к лицу и кричит навзрыд.

Кто‑то присвистнул, кто‑то хохотнул. Озадаченные, напуганные, любопытные одноклассники обступили лежащую девочку кругом.

– Ну ты даешь, – протянул один из мальчишек, обращаясь к Саше, который так и остался стоять на месте.

– Прямо в мясо, – произнес еще кто‑то и поморщился.

– Дай‑ка засниму, – сказала девочка с затянутыми в тугой хвост волосами и полезла в карман за мобильником.

Потом пострадавшую взяли под руки и помогли подняться, а когда ребята расступились, Саша увидел, что почти вся нижняя часть ее лица была в крови. Кровь просачивалась сквозь пальцы и массивными каплями обагряла ворот футболки и падала на пол. Столько пар глаз уставились на провинившегося – а он с виноватым взглядом провожал одноклассницу.

Как выяснилось немногим позднее, ударом мяча Саша сломал ей носовую перегородку, вследствие чего многие последующие годы (по крайней мере, до переезда в другой город) она жила с искривленным носом. Ей приходилось терпеть насмешки, издевки, обидные прозвища; красивым и статным мальчишкам она была уже неинтересна, а девочки со злорадством уверяли ее в том, что с таким лицом она всю жизнь проживет в нищете.

Что до ее отношения к Саше – она всем своим видом старательно показывала, будто он для нее больше не существует. Он прекрасно понимал, что за показательным безразличием на самом деле кроется ненависть, а потому, каждый раз видя или вспоминая ее, он чувствовал невозможную грусть. И не только потому, что он так и не смог заставить себя подойти к ней и попросить прощения. Просто он был в нее влюблен. И пусть и до этого они почти не общались, но сердце мальчишки трепыхалось каждый раз, когда она возникала в поле его зрения. И вот так по‑глупому, по‑скотски он все испортил.

Вокруг все поплыло. Заходило ходуном – и вот Александр снова стоит в лодке, как будто злополучный урок физкультуры ему всего лишь привиделся. Или он уснул. Ему хотелось бы поверить во второе или даже первое, да только самообман не дал бы ответы на вопросы о том, где он и что происходит.

Не желая на этот раз медлить, ждать, когда мозг обработает столь резкое переключение пространств, он вновь уселся и взял в руки весла.

«Значит, эти цифры вокруг меня, – размышлял он, – мой возраст. Тот возраст, когда я переживал не самые приятные или даже ключевые события, повлекшие за собой… что? И почему я их вижу? Вновь, пусть и сторонним наблюдателем, переживаю? Чертовщина какая‑то…» Эти вопросы не единственное, что не давало ему покоя. Вернувшись из прошлого во второй раз, он понял, что по какой‑то причине не мог и не может вспомнить то, что должен был и еще может увидеть там, куда переносят его магические круги. Пока Александр здесь, в лодке, оставшиеся четыре числа не дают ему ровным счетом ничего, но ведь стоит проникнуть в один из парящих кругов – и прошлое обрушится на него с новой силой. И только тогда он вспомнит то, – а точнее увидит воспоминание, – что по какой‑то причине должен вспомнить. Но для чего? И какая взаимосвязь между шестью эпизодами?

Перед ним – еще один полностью черный круг, заменивший собой тот, который перенес Александра в спортзал. Отплыв от него метров на десять, он развернул лодку по направлению к своей следующей цели. А подняв голову, увидел, что солнце частично скрылось за невесть когда успевшими наплыть облаками, и ветерок, – что он не сразу ощутил, – стал немного прохладнее. Назрел сам собой вопрос: какое сейчас время суток и сколько времени отнимает пребывание в прошлом и переходы между прошлым и настоящим? Кажется, когда‑то давно, еще в школьные годы, от кого‑то он слышал о способах определения достаточно точного времени по небесному светилу, но каких именно – не помнил, однако подозревал, что у него все равно ничего бы не вышло. Но солнце стояло все еще высоко, поэтому он посчитал, что было не позднее двух дня. Хотя имело ли это хоть какое‑то значение?

Он подплыл к темно‑зеленому кругу – так, чтобы в него свободно можно было шагнуть. Нос лодки при этом беспрепятственно прорезал это парящее нечто и, что было явственно видно, остался по ту сторону. Выходит, что круг воздействует только на живой организм. Или даже на одного только Александра.

«Не так уж это и важно сейчас», – подумал он, встал на ноги и, опустив голову, вновь покинул настоящее.