Гибель короля

– Племянник! – прервала правительница оборотней. – Веди себя сдержанно.

– Я выбираю кулачный бой, – заявил Лавриаль.

– Ты хоть знаешь, что это такое, мальчик? – рассмеялся оборотень.

– Вы… вы… – задохнулся от возмущения эльф.

Янина схватила его за руки, не давая наброситься на Конана. Бессвязный шёпот срывался с её искусанных до крови губ. Она теряла связь с происходящим от страха за Лавриаля.

– «Вы», – передразнил оборотень. – Зачем вежливость, когда мы собираемся набить друг другу морды? Очевидно, все эльфы лицемеры.

– Зато не грубые мужланы, как оборотни! – не остался в долгу Лавриаль.

Оборотень и эльф покраснели от злости. Кожа их стала горячей, словно они превратились в костры. Авелина оттащила Конана в сторону, боясь, что он начнёт драку. Янина с Цефасией увели Лавриаля. Матильда схватилась за голову, мечтая, чтобы эльф уехал на восток, а принцесса смирилась с участью. Она опасалась, что о предстоящей дуэли узнает король.

 

Глава 15

Религиозные реформы

 

Спустя месяц Кастор поспешил освободить из заточения Майслава и Шератана. Он взял со стола связку ключей и направился к их покоям. На пути ему встречались братья и сёстры. Они приветствовали его и спешили на молитву. Для них месяц прошёл незаметно, в отличии от тех, кто подвергся олоткарии.

Оказавшись возле покоев, Высший жрец попробовал открыть поржавевшую замочную скважину. Ему пришлось изрядно помучиться, прежде чем дверь отворилась.

Свет ударил в глаза Кастору, и тот сделал шаг назад. Из комнаты выплыла чёрная тень. Высший жрец присмотрелся и разглядел осунувшееся серое лицо с глубокими морщинами. Майслав встретился взглядом с Кастором и поднял уголки губ в подобии улыбки. Он выглядел уставшим, однако глаза его горели молодецким огнём.

– Рад видеть тебя, – произнёс старший жрец. – Олоткария подошла к концу?

– Да, – сказал Высший жрец, виновато потупив взор. – Ты же понимаешь, я был вынужден…

– Ты соблюдаешь правила, написанные праотцами, – понимающе кивнул Майслав. – Похвально. Я бы половину их отменил. Ну да ладно. Это разговор минувших дней. Не беспокойся за меня. Я в порядке. Месяц заключения – ничто для того, кто провёл много лет в подземелье.

– Извините, – пробормотал Кастор. От напоминания о тяготах жизни при Заваде тошнота сковала его горло. – В заточении вы ждали прихода мессии, надеясь обрести свободу, а я снова запер вас. Злая шутка судьбы.

– Судьба вообще шутница, – хмыкнул старший жрец. – Я не сержусь на тебя. Пошли. Полагаю, Шератан ждёт освобождения.

Навьяны прошли до конца коридора и отворили дверь в покои проповедника. Кастор проскользнул внутрь, споткнувшись о табуретку. Темнота мешала ориентироваться. Он ойкнул и отскочил к кровати. На ней спал Шератан, укутавшись толстым одеялом. Высший жрец потряс его за плечо. Проповедник заворочался и проснулся.

– Утро Создателя началось! – поприветствовал он братьев, поспешно вставая с кровати.

– Верно, – распахнул шторы Майслав.

– Олоткария закончилась, – объявил Кастор. – Поздравляю, братья, ваши грехи искуплены.

– Как себя чувствует Вартан? – поинтересовался Шератан.

– Он ещё не приходил в себя, – пояснил Высший жрец. – Сёстры старательно за ним ухаживают. Жить будет. Мы боялись худшего.

– Да сохранит ребёнка Создатель, – сложил руки в молитвенном жесте проповедник.

– Вы сможете навестить его, когда пожелаете, – добавил Кастор. – Встретимся на утренней молитве.

Шератан опустошил графин воды, как только за собратьями закрылась дверь. Неприязни к ним он больше не испытывал. Время прошло, обиды забылись. В коридоре проповедник расспросил сестёр, где находится Вартан, и отправился к нему.

Его взору предстала ослепительно белая кровать. Девятилетний мальчик с покрасневшей слезающей кожей выделялся на ней, как капля крови на снегу. Кипящая вода до неузнаваемости изменила его, превратив в монстра без заклинаний.

– Брат Шератан, что ты здесь делаешь? – послышался тонкий женский голосок за спиной проповедника.

– Я пришёл проведать Вартана, – повернулся к сестре Шератан.

– Час назад он открывал глаза, – сказала навьянка. – Пока не разговаривает. Но я верю, Создатель будет милостив к невинному ребёнку, и он поправится.

– Да поможет ему Навь! – воскликнул проповедник и подошёл к кровати.

Смотреть на Вартана было противно. Но он не отворачивался, будто этой маленькой пыткой мог заглушить голос совести.

Покрасневшая кожа слазила с лица мальчика и пузырилась. На скуле проглядывала кость. Глаза заплыли и гноились. Руки приобрели форму расплющенных плавников. Пальцы стали месивом из мяса и ошмётков кожи.

Остальное от Шератана скрывало одеяло. Он изобразил перед собой исцеляющую руну и до боли прикусил язык, борясь с приступом жалости и вины. У проповедника появилась мысль, что лучше бы мальчику умереть, чем жить в образе чудовища.

Тихий стон прервал его размышления. Шератан приблизился к обваренному уху Вартана и прошептал:

– Прости, дитя. Я испортил тебе жизнь. Да покарает меня Создатель! Брат Майслав тоже виноват. Не знаю, кается ли он? Я каюсь. Трудно тебе придётся, коли выживешь. Из обители уйти не сможешь. Вне её тебя будут страшиться, мучить, считать проклятым. Тех, кто отличается, толпа не любит. Захочешь ли остаться здесь, среди жрецов, которые во имя света изуродовали тебя?

– Истерзанная плоть не означает истерзанную душу, – вмешалась навьянка. – Мы поможем мальчику поправиться. Вернуть ему прежний облик, конечно, не получится. Однако за душу его поборемся!

– Поборемся, – эхом повторил Шератан. – Сохранять душу в чистоте – наше ремесло. Заплатки поставим, зашьём и…

– Свою душу ты уже исцелил? – намекнула на олоткарию навьянка.

– Не ведаю, – буркнул проповедник и поплёлся к двери.

Он шёл по коридору, как в тумане, пока не услышал заливистый звон колокола. «Что‑то случилось», – мелькнула мысль в голове Шератана, и он поспешил в главный зал.

Навьяны стояли вокруг алтаря, взявшись за руки. Проповедник присоединился к ним и украдкой взглянул на Высшего жреца.